Читать книгу - "Приручи меня, если сможешь - Евгения Чащина"

Больше ничего не говорит, ее рот открывается только для того, чтоб принимать в него мой член. Старается, пытается вобрать глубоко, хотя получается совсем слабо. Этот маленький рот даже на треть берет еле-еле. Но ничего, научится. И первая попытка увенчалась успехом. Я почувствовал, что вот-вот кончу и заставил ее приподнять голову, чтоб не подавилась с непривычки. Семя выстрелило ей в грудь, заливая тело, обильно. Сижу и словно завороженный смотрю, как ручеёк спермы течёт по ее груди и капает с соска на её ногу. Красивая картина.

Хватаю рукой затылок Стаси и впечатываюсь губами ей в сладкий ротик. Шизею. Сваливаю ее на спину и целую, как сумасшедший, плевав на то, что слипнемся. Опять оставлю на ней свои отпечатки, но плевать, хочу слышать ее стон, хочу, чтобы научилась возбуждаться и раскрылась мне. Наверное, такое воздержание даст мне время её приручить.

— Спасибо за взрыв мозга, — рычу довольно, — ты меня безумно возбуждаешь, детка. Ты же это понимаешь?

— Чувствую кожей, — отвечает, намекая на то, как я ее перепачкал. — Всю поездку копил?

— Издеваешься? — хмыкаю, прикасаясь пальцами к волосам. — Я привык заниматься сексом каждый день.

— Не в курсе ваших привычек, — ответила безразлично и поерзала подо мной. — Мне больно. Слезь.

— Да я тебя и не давлю, не наговаривай, — ухмылка вновь появилась на моих губах, — но уговорила, отпущу тебя.

Спрыгиваю с кровати, подхватываю ее на руки, оцениваю размеры пиздеца на наших телах и хмыкаю. Знатно залил, нам нужно хорошо отмыться.

— Целуй, — требую настойчиво, пока несу ее в ванную.

Целует.

— Я не имела ввиду, что ты давишь. Твое семя присохло и от трения неприятно тянуло кожу, — говорит у моего рта.

Семя. Даже не может сказать сперма.

— Брезгуешь?

— Нет. Но вообще да, я брезгливая. Не обижайся.

— Я не парюсь, а теперь сделаем наш душ ещё горячее.

Ставлю ее в кабинку, собой заполняю небольшое пространство и опять целую ее, сжимая плечики. Мой член опять пытается ожить, чутко реагирует на нее. Бешусь от того, что не смогу ее брать.

Включаю воду, вспениваю губку с цитрусовым гелем и мою ее, отдаю ей, прошу сделать тоже самое. Сам же пальцами изучаю ее изгибы, иногда прикасаюсь к клитору, к сладким половым губам.

— Хочу тебя безумно, Стась, тебе придется ещё раз мне помочь.

Уже больше похож на пацана, чем на мужика. Я прошу. Пиздец.

— У меня скулы болят, — говорит жалобно, но мои ладони перехватывают ее ладони и совместно проводят по члену.

Отпускаю ее руки лишь когда понимаю, что она поняла, чего от нее хочу. И она поняла это очень хорошо. Старается пока не приносит мучительную разрядку. Сперму с члена и ее ладоней смывает вода, тяжело дышу, уткнувшись ей в лоб, не замечаю, что она за мной наблюдает изучающим взглядом. Когда пытаюсь поймать ее на этом, отворачивается, берет губку и снова проходит по моему лобку, обмывая.

— Теперь наконец спать?

— И быстро, — рычу, — тебе лучше сбежать и укутаться с головой, ночник выключи.

Отпускаю ее, сам ещё стою под душем и не спешу. Я попал. И это не банальная похоть. Думал, что никогда не смогу испытать чувство любви, такое как было между родителями. Теперь меня просто выворачивает от того, что она холодна со мной. И пусть если не боится, то относится как к мужику, у которого хер главнее человеческого отношения.

Много думал о ней эти недели. Она слишком несчастна и обижена семейкой. Не знаю, сделал ли лучше, вырвав ее из лап папаши.

Иду в спальню. Действительно укуталась. Не знаю, спит ли. Ищу другое одеяло, чтобы не подкатываться к ней и не тереться кожей о кожу.

Целомудренно целую ее в плечо и просто отрубаюсь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Стася

Проснулась рано, почувствовав, как тянет низ живота. Встала, сходила в ванную, привела себя в порядок, хотела вернуться в кровать, но вовремя вспомнила, что там он. А нарваться на очередные опыты очень не хотелось, мучаясь от спазмов внизу живота или без них.

Ночь не оставила ничего кроме чувства горечи. Безусловно, я испытывала какую-то нездоровую благодарность за то, что он не натянул меня с разгона, как сделал это в первый раз. Хотелось верить, что в отличие от отца он не животное, для которого существуют лишь его желания. Впрочем, желания потом посыпались как из рога изобилия. Но кому мне пожаловаться? Я здесь на правах секс игрушки. Придётся учиться играть роль. Молча и безропотно.

Его желания и его параметры меня пугали. От одной мысли, что он снова захочет засунуть свой огромный орган в меня, там внизу всё противилось и отчаянно ныло. Не хочу этого. Не хочу секса. Вообще, ни с ним, ни с кем бы то ни было. Хочу побриться наголо и уйти в монастырь. И эмоционально я на таком дне, что это даже не шутка. Правда хочу. Но найдут же. Если не этот, то тот, кого предпочла бы не видеть до конца своих дней.

На кухне я сварила себе кофе. Села, уставилась на то, как всходит солнце. Кофе остыл и стал соленым от слез, которые беззвучно текли из глаз. Нужны таблетки. Что-то успокоительное. Сама уже не вывожу.

Около семи пнула себя, встала и пожарила сырники на завтрак. Заварила кофе. Закончила как раз, когда сонный Илья вошел на кухню.

— Прости, это я тебя разбудила?

— Утром я злой и неадекватный без кофеина, — хватает чашку с кофе и делает жадные глотки, второй рукой перехватывает меня за талию и наблюдает за тем, что творится вокруг.

— Теперь буду жить, — ставит чашку, — целуй.

Вот уж не подумала бы, что эта огромная суровая гора мышц так любит целоваться. Мне не нравилось целовать его… Не так. Поцелуи это было единственное наше приятное взаимодействие и мне не нравилось, что оно мне нравится.

Целую, вжимаясь в его грудную клетку. Довольно горячо. Не так жадно, как он. Просто горячо. Понимаю, что по венам идёт приятный ток. Странный. Пугающий. Не хочу, чтоб шёл. Сопротивляюсь себе и отрываюсь от его губ.

— Будешь сырники?

— Начались?

— Да.

Неделя в безопасности. Всю жизнь ненавидела свои затянутые месячные и единственный раз в жизни рада такому раскладу.