Читать книгу - "Новая царица гарема - Георг Борн"

Принц Юсуф напрасно употреблял все старания, чтобы отыскать следы Реции, но он все еще не успокоился, хотя и не говорил более Гассану о своем желании еще раз увидеть прекрасную девушку. Юсуф платонически любил Рецию. Он вовсе и не думал назвать ее своей. Он хотел только еще раз увидеть ее, еще раз поговорить с нею. Она была так прекрасна: ему хотелось остановить свои пламенные взгляды на ее лице, на ее чудных выразительных глазах. Но ему никак не удавалось ее увидеть, хотя он и не жалел ничего, чтобы только отыскать ее.

Гассан, приобретавший все большую и большую благосклонность султана, не говорил Сади более ни слова о Реции с тех пор, как заметил, что между ним и принцессой завязалась любовь, которая с каждым днем принимала все более и более серьезный характер. Об открытой помолвке не было и речи, султан еще не дал на это своего согласия, но что в скором времени она должна была состояться, в этом Гассан не сомневался, а потому и молчал о Реции. «Если бы Сади еще думал о ней, – рассуждал Гассан, – он мог бы спросить о ней сам». Но Сади не спрашивал. Это нисколько не удивляло Гассана, в сердечных делах он был нечувствителен, почти суров. Ему не казалось странным, что Сади отрекся от своей первой любви теперь, когда ему, смелому, домогающемуся величия и славы паше, выпала на долю любовь принцессы. Он находил естественным, что Сади был настолько умен, чтобы всем остальным пожертвовать ради этого блестящего будущего, тем более что Рошана была прекрасна, заманчива и величественна. Высота ее сана и богатство еще усиливали это обаяние и увеличивали число домогавшихся ее руки.

Сообщая своему другу, что принцесса Рошана стала их союзницей, Сади ни слова не сказал ни о своей помолвке, ни о своей любви к Рошане. Гассан и не спрашивал его об этом; он был рад, что они нашли новую союзницу в борьбе с шейх-уль-исламом, и вместе с Сади надеялся, что ей удастся открыть местопребывание пророчицы.

Однажды вечером Сади был у Гассана в Беглербеге. Вдруг на взмыленной лошади прискакал туда слуга и передал ему собственноручную надушенную записку принцессы. Эту записку принес один из ее невольников на квартиру к Сади и как можно скорее велел передать ее паше. Сади взял записку и отпустил слугу. Тут он развернул ее.

– Читай скорее, я горю нетерпением узнать, что это такое, – сказал Гассан.

Сади стал читать вслух:

– «Союзница твоя извещает тебя, что время между твоим посещением и получением этих строк она провела не в бездействии. Во-первых, я прогнала своего неверного слугу Лаццаро. Во-вторых, я рассорилась с Мансуром. В-третьих, благодаря счастливому случаю, от одного старого укротителя змей я узнала, где пророчица…»

– Принцесса знает это! – горячо перебил его Гассан.

– «Если ты поторопишься, – продолжал Сади, – ты сегодня же можешь иметь ее в своих руках, и тогда тебе и твоему товарищу Гассан-бею удастся освободить Зора-бея, чего я от души желаю, так как это и твое желание. Пророчица – у палача-черкеса Будимира».

– У черкеса-палача. Дальше. Читай дальше!

– Я кончил, – отвечал Сади. – Последние слова – доказательства благосклонности ко мне.

– Письмо это важно для нас, Сади. Поспешим же немедленно к палачу!

В эту минуту разговор обоих друзей был прерван. Явился камергер султана и по высочайшему повелению позвал Гассана. Султан желал, чтобы он сопровождал его на прогулку.

Новая помеха.

– Я сейчас же отправлюсь один, – сказал Сади и простился с товарищем.

Гассан поспешил к султану. Сади же из дворца отправился к берегу и сел в приготовленную для него лодку, приказав гребцам грести к противоположному берегу и повернуть в канал.

Начинало быстро темнеть. Как стрела, скользила по воде лодка. Сади был исполнен ожидания и нетерпения. Если бы вследствие письма ему удалось найти пророчицу у черкеса-палача, он был бы новой, большой благодарностью обязан принцессе. Он и так уже гордился тем, что одного его слова было достаточно, чтобы она перешла на другую сторону, гордился тем, что она называла себя его союзницей и что его желания были также и ее. С самого возвращения у него не было ни одной спокойной минуты. Умчались, так сказать, все преследовавшие его злополучия: чины и почести буквально посыпались на него. И теперь его занимала только одна мысль – отыскать Сирру.

Лодка завернула в канал, который тянулся далеко в глубь страны за Перой и Тофаной. Со сложенными на груди руками Сади задумчиво глядел вдаль. Наконец лодка подъехала к тому месту, где Сади должен был выйти. Он приказал гребцам ждать его здесь и, завернувшись в свою военную шинель, пешком отправился к отдаленному дому палача. Старая, мрачная башня резко выделялась среди ровной, пустынной местности. Ни дома, ни хижины, ни души кругом. Эта часть константинопольских окрестностей пустынна, ровна и почти обнажена. Кое-где только виднелись обросшие деревьями холмики, но и те имели очень печальный вид.

Наконец Сади добрался до стены, окружавшей со всех сторон старую башню, и насилу отыскал в ней маленькую деревянную дверь. Она не была заперта. Сади толкнул ее – она отворилась, так что он, даже не постучавшись, мог пробраться во двор палача. Это бросилось ему в глаза. С внутренней стороны двери находилась большая тяжелая задвижка. Неужели Будимир всегда оставлял дверь открытой?

Сади подошел к старой, огромной башне, которая в былое время служила, вероятно, сторожевым пунктом при укреплениях. Теперь же, полуразрушенная сверху, она только внизу предстаатяла совершенно крепкие комнаты. Двор был невелик. Как раз посреди него стояла башня. В углах его, у стены, валялись бревна, доски, части виселицы и большие позорные столбы. Сбоку помещался старый, черный, дровяной сарай. Сади заметил, что в одном из нижних покоев горел огонь, и подошел к низенькому окошку, которое, как и все башенные окна, была мало и заделано решеткой. Он заглянул в комнату и увидел палача Будимира. Это был уже пожилой человек; он сидел у стола и, казалось, что-то рисовал или записывал на нем мелом. Его обрамленное седой бородой воинственное, испещренное рубцами лицо, его большие серые глаза, устремленные на стол, все показывало, что он был сильно чем-то занят.