Читать книгу - "Ночные грезы - Барбара Картленд"

— Тогда тебе незачем уходить на покой. Ты меня понял, Ходжес?

Лицо старого слуги мгновенно просветлело.

— Это правда, милорд? Ведь ее милость сказала…

— Я здесь хозяин, Ходжес, и не допущу, чтобы людей, служивших моему отцу и мне, отправляли на пенсию, пока они сами того не захотят. А кроме того, я нуждаюсь именно в твоих услугах.

— А вы намерены жить здесь, милорд? Казалось бы, простой вопрос неожиданно поставил Роджера в тупик. Он прошелся по комнате, поглядел на портрет матери над камином и только после этого ответил:

— Честно скажу тебе, Ходжес, я не знаю.

— Вы нужны нам, милорд. Больше того, мы без вас пропадаем. Нет никакой радости служить в этом доме, когда вы отсутствуете.

Роджер резко обернулся.

— Что значит «пропадаем?»

— Конюшни непригодны для этих новомодных автомобилей. Лошади не выносят их запаха. К тому же они застоялись, а джентльмен, который выезжает верхом только изредка, плохо обращается с ними, милорд.

— Что ты имеешь в виду?

— Он жесток с ними, милорд. — Ходжес сделал паузу, подбирая нужные слова. — Тяжелая рука, хлыст и острые шпоры не сделают из невежды наездника; милорд, — сказал он, подумав.

— Черт побери! Я не позволю какому-то выскочке измываться над моими лошадьми!

— И не только это, милорд. — Ходжес позволил себе разоткровенничаться. — Ее милость в настоящее время заинтересовалась только призовыми скачками. Лошадей для охоты и прогулок вообще редко выводят из конюшни. У нашего Эбби просто сердце разрывается.

Эбби — старший конюх — благодаря своему умению ухаживать за лошадьми был известен почти всей Англии и стал легендарной личностью. Он разбирался в лошадиной психологии лучше, чем великие умы — в людской, и доказывал, что она столь же непроста.

Эбби руководил первым выездом Роджера, когда тот был еще мальчишкой. Он же научил его всем тонкостям верховой езды и прославил конюшни Кэлвидона, выводя племенных лошадей.

— Ты сказал, что Эбби недоволен? И он тоже подумывает о пенсии?

— Пока нет, милорд, но он получает много предложений. Правда, Эбби такой человек, что не уйдет с должности самовольно, без разрешения и рекомендаций хозяина.

— Я поговорю с ним, — пообещал граф.

— Он ждет вас. Иначе его давно бы уже здесь не было.

Ходжес окинул внимательным взглядом развешенные в шкафу костюмы милорда и осведомился заботливо:

— Что вы наденете к ужину, милорд?

Роджер взглянул на свой гардероб так, как будто впервые видел свои костюмы.

Наряды парижской богемы здесь явно не годились — свободные бархатные пиджаки, светлые брюки. Так он одевался в Париже и еще повязывал шею небрежно завязанным шелковым шарфом вместо галстука. Приличного лондонского портного такая вольность в одежде повергла бы в дрожь.

— Я собирался сюда второпях, — солгал он Ходже-су. — Мой парижский слуга по рассеянности не уложил вещи, которые мне необходимы здесь. Я уверен, что кое-что из моей старой одежды сохранилось где-нибудь в кладовых.

— Разумеется, ваша милость! — Ходжес расплылся в улыбке. — Все вычищено и отглажено и ждало только вашего возвращения, милорд.

— Тогда верни ее сюда и размести там, где ей надлежит быть.

— О чем речь, милорд! Мне потребуется лишь момент, и все будет в порядке!

Роджер взглянул на часы на каминной полке — пора было переодеваться к ужину. Неужели все вернулось вспять и двух лет отсутствия не было?

Его ждала ванна, благоухающая вербеной, а на спинку стула был наброшен махровый купальный халат с вышитым гербом Кэлвидонов и монограммой.

Его монограммой! Даже эта мелкая деталь открыла ему, что его встречают здесь как хозяина.

Он погрузился в теплую воду и блаженно закрыл глаза. Монограмма на халате напомнила ему о вышивальщице, встреченной им в комнате Мазарини.

Откуда она взялась и зачем? Он не помнил, что когда-либо раньше приглашали в Кэлвидон-хауз вышивальщиц.

Графини и их дочери из поколения в поколение с ранних лет занимались рукоделием и искусно управлялись с иголками и нитками.

Однажды в Лувре Роджер увидел выставленные там чудесные вышивки, но ему показалось, что они проигрывают тем, что имеются в Кэлвидоне и являются его собственностью.

«Уповаю на бога в надежде на то, что мисс Сэлвин знает свое дело, — подумал он. — Я не вынесу, если какой-нибудь из гобеленов будет испорчен неопытной или равнодушной швеей».

Это вернуло его мысли к той причине, по которой он внезапно, повинуясь мгновенному порыву, возвратился домой, даже не предупредив о своем приезде.

Весь путь из Франции Роджер размышлял в тревоге, на что еще покусился бесцеремонный подонок и что в поместье уже изменено до неузнаваемости. Лейсворсу хватило ума написать хозяину про оранжерею, но какие-то менее значительные переделки могли быть уже осуществлены по распоряжению его матери. И по подсказке Феликса Хэнсона.

Выйдя из ванной, Роджер обнаружил, что Ходжес уже приготовил для него традиционный вечерний костюм, в который он ни разу не облачался за последние два года.

Он объездил чуть ли не полсвета после того, как, покидая Кэлвидон-хауз, в ярости высказал матери, что она должна сделать выбор — он или Феликс Хэнсон и что он не останется больше ни минуты под одной крышей с ее любовником.

Они обрушились друг на друга с взаимными оскорблениями, и поведение их — Роджер понимал это — было недостойным, но и мать, и сын дали волю своему темпераменту.

После он вспоминал об этом со стыдом. Ведь ему должно было служить примером поведение отца в любых обстоятельствах, его самообладание и уравновешенность.

Роджер обожал отца и старался походить на него, однако в его жилах текла и материнская кровь. Он унаследовал от нее чувствительность, импульсивность и вспыльчивость. Элворты были известны своим необузданным темпераментом, отсутствием какого-либо сдерживающего начала в характере. Они фигурировали во всех публичных скандалах на протяжении последних пяти столетий, и Роджер знал, что это была только видимость, будто отец не ведает, каким образом развлекается его супруга.

— Вы не изменились ни на йоту, милорд! — с удовлетворением отметил Ходжес, помогая молодому хозяину облачиться в туго облегающую белую рубашку с высоким, жестко накрахмаленным воротничком.

— Я уже забыл, как чертовски стесняет эта одежда, — признался эрл.

— Зато очень вам идет, милорд, и вы выглядите в ней настоящим джентльменом.

Роджер не мог удержаться от смеха.

— Значит, я не был похож на джентльмена в том виде, в каком сюда явился? Что ж, вероятно, ты прав. Попав в Рим, надо вести себя, как римляне!