Читать книгу - "Беременность не болезнь - Евгения Пастернак"

– Наташка ж нам нашла,- я вернулся с добычей, чувство сытости достигло головы и делало меня миролюбиво-благородным, – вот и мы ей найдем. В крайнем случае, меня в аренду сдадим.

– Ей «бэ-у» не нужно,- Катя щелкнула меня по носу и демонстративно уселась на колени, мешая пить пиво.

– Тогда Марашку, – предложил я первое, что пришло в голову (пива хотелось очень).

_Ты гений! – обрадовалась Катя и помчалась к

телефону.

Я с неизъяснимым наслаждением поднял бокал.

– Ты правда гений? – спросила Машка, про которую в суете ужина все забыли. – Тогда отгадай, что такое: не табуретка, а свистит?

– Милиционер.

– Свисток!

– А что, разве милиционер не свистит? Или он табуретка?

– Вот непонятливый!

Начинался наш с Машкой традиционный филологический спор.

Первая неделя на новом месте проходила удивительно однообразно – я пыталась распихать по местам свои вещи. Задача усложнялась тем, что их «место» было неизвестно где и приходилось все по нескольку раз туда-сюда перекладывать.

В свободное от этого захватывающего занятия время мы с Машкой паслись у Наташки. Выяснилась страшная вещь – моя никогда не унывающая подруга пребывала в жестокой депрессии. Причину она нам так и не сказала, но было понятно, что это самая настоящая мировая скорбь и шутить на эту тему глубоко непорядочно.

Наталья открывала нам дверь, молча шла в комнату, ложилась на диван и принималась рассматривать потолок. В принципе, она принимала участие в беседе, но достаточно односложно. Если мы ей напоминали, то она даже ела, но редко.

– Наташка, ты же на скелет похожа! Ешь!

– Да? – Наталья рассматривала себя в зеркале. – Ну и ладно…

И опять укладывалась на диван.

– Наталья, да что случилось? Все же хорошо. Ты хотела, чтобы я приехала, я приехала. Навсегда. Теперь от меня фиг отделаешься.

– Ну пусть хоть тебе будет хорошо…

– Давай и тебе будет хорошо. Что нам сделать? Ты с кем-то поссорилась?

– Это мелочи…

– На работе что-то случилось?

– Наверняка.

– Это как?

– Там всегда что-то случается. Вот и сейчас что-то наверняка случилось.

– Ты заболела?

– Нет.

– Тебе можно как-то помочь?

– Наверняка.

– Как?

– Не знаю. Но наверняка можно.

О том, что у Натальи есть бойфренд, я знала, но видела его только мельком. Он жил у себя, а если и оставался у нее ночевать, то очень поздно приходил и очень рано уходил. Короче, мы не пересекались.

– Ты с Андреем поссорилась?

– С каким Андреем?

– Не придуривайся.

– На свете много Андреев. Со всеми не перессоришься.

– Наташка! Я не могу тебя такой видеть.

– Отвернись.

На третий день депрессии мы обнаружили, что Наталья отключила все телефоны. На вопрос, зачем она это сделала, ответила очень лаконично:

– Звенят.

И повернулась к стенке.

Я позвонила ей на работу и выяснила, что во вторник Наталья по телефону сообщила:

– Не ждите меня неделю.

И пропала. Больше никто о ней ничего не слышал.

В пятницу я поняла, что нужно спасать человека, и мы с Сергеем подумали, что раз она нас поженила, то и мы ей должны сделать что-то хорошее. Например, найти ей мужа. Или хотя бы любовника. Ну, в конце концов, и Марашко сойдет!

* * *

– Шура, – сказал я, как только Марашко поднял трубку, – как ты относишься к любви?

– Очень серьезно, – очень серьезно ответил поэт и начал декламировать. – «Вот и все, весна настала, одуванчики желтеют…»

Стихотворение было прочувствованное, про любовь и весну. Я даже заслушался.

– «…Что-то капнуло за ворот, – напевно закончил Шура,- вот и птицы прилетели». (Строки взяты из стихотворения Александра Мурашко.)

– М – да, – очнулся я, – романтика. Значит так, нужно спасти человека.

– В рот?

– Что?

– Я говорю, искусственное дыхание будем делать изо рта в рот?

– Как хочешь. Но человека спасти надо. Помнишь Наташку?

– Ха! Да я помню всех Наташек в Москве. Перечисляю…

– Не нужно. Помнишь Наташку, которая была свидетельницей на нашей свадьбе?

– Это с которой ты стриптиз танцевал?

Я похолодел. У меня было не так много уверенных воспоминаний о собственной свадьбе. Я уже хотел пуститься в осторожные расспросы, но вовремя вспомнил, с кем разговариваю.

– Шура, – разозлился я, – не дури голову, дело серьезное.

– Да мне-то что, – согласился Марашко, – а вот Катька твоя плакала.

С большим трудом удалось добраться до сути дела. К моему удивлению, Шура не сразу загорелся идеей, а начал что-то мямлить про занятость на работе. Это совсем на него не похоже. Слушая невнятные возражения, я сообразил, в чем проблема, – ухаживание за такой дамой, как Наталья, требовало расходов, а поэты в наше время не слишком обременены средствами к существованию.

– Расходы беру на себя, – сказал я.

– При чем тут это? – обиделся Марашко, но заметно пободрел. – Хотя не помешает. Но обещаю: если она окажется женщиной моей мечты и владеет урановыми шахтами, то сразу все верну. В том числе и ту сотку, что занял у тебя пять лет назад. Я тогда торговал себе «узи»…

– Оставь ее себе. Вместе с «узи». А Наташку чтоб завтра же развлек!

– Но…

– Иди к черту! Достал уже!

– Послушай…

– Наслушался!

Я швырнул трубку. Надоело каждую минуту понимать, что предьщущие тридцать секунд мне вешали лапшу на уши.

Марашко немедленно перезвонил. Я отрубил мобильник. Тут же зазвонил домашний.

– Коша,- попросил я, – если Марашко, скажи, что меня вторые сутки дома нет.

Катя странно покосилась на меня, но телефон взяла.

– Шура? Привет! А его дома нет… Что? Где? И чего он хочет?

Катя, давясь от смеха, зажала трубку рукой и прошептала:

– Он говорит, что вы у него третий день бухаете, ты выбросил кольцо в окно, заперся в туалете и не хочешь с ним разговаривать. Просит, чтобы я тебя уговорила с ним пообщаться.

Я с недовольством протянул руку. Беременная супруга хмыкнула. Пришлось вставать и идти.