Читать книгу - "Эгоист - Элизабет Вернер"

Взор Фриды последовал за ними, она даже вздрогнула, когда Зандов внезапно обратился к ней с вопросом:

— А как звали того священника, у которого вы жили в Нью-Йорке?

— Пастор Гаген.

— И именно там вы слышали столь нелестный отзыв о фирме «Дженкинс и Компания»?

— Да, мистер Зандов.

Фрида, видимо, хотела еще что-то прибавить, но резкость, с какой Зандов задал свой последний вопрос, сомкнула ей уста.

— Ну, я и сам мог бы догадаться об этом, — продолжал он. — У этих святош с их изумительными взглядами на мораль всегда под рукой уничтожающие приговоры, если что-либо не подходит под их шаблон. С церковной кафедры очень удобно взирать на грешный мир, но ведь мы-то все должны жить именно в нем. Лучше, если бы господа проповедники хоть раз погрузились в эту мирскую жизнь, где каждый должен вести борьбу за то, чтобы оставаться на поверхности. Наверное, тогда они лишились бы своего созерцательного покоя и христианской безупречности. По крайней мере, научились бы сдержаннее судить о делах, в которые им не следует совать нос и о которых они не имеют решительно никакого понятия.

Беспощадный сарказм этих слов, безусловно, испугал бы любую другую девушку, но не Фриду. Быстро поднявшись, она с внезапно вспыхнувшим упорством воскликнула:

— Пастор Гаген — воплощенные смирение и мягкость и не способен несправедливо осудить кого-либо. Это было в первый и последний раз, что я услышала из его уст подобное бескомпромиссное суждение, и я знаю, что оно вырвалось у него лишь потому, что он по-настоящему беспокоится за своих пострадавших земляков.

— Так, значит, он прав? — прорычал Зандов.

— Не знаю, ведь я не в курсе ваших дел. Но вы-то, мистер Зандов, заключили договор с этим человеком и должны быть осведомлены лучше меня.

Фрида не решилась докончить свою речь, так как чувствовала, что каждое дальнейшее слово могло быть принято за оскорбление. Зандов, по-видимому, так и воспринял сказанное. Мягкая доверительная интонация, с которой он начал разговор, сменилась обычным строгим и грозным тоном, когда он ответил:

— Во всяком случае, мне чрезвычайно странно слышать, как в некоторых кругах очерняют репутацию большой фирмы. Вы, мисс Пальм, — еще почти дитя и, само собой разумеется, ничего не понимаете в подобных делах. Вы не можете знать, каким весом пользуется имя Дженкинса в коммерческом мире. Но распространители подобной клеветы должны были бы подумать об этом и поостеречься.

Замечание Зандова прозвучало довольно жестко, но вовсе не убедительно. Ведь никто еще не высказывал сомнения в силе и влиянии Дженкинса, но люди утверждали, что его агитации зловредны. Фрида, конечно, понятия не имела о том, какого рода деловые отношения связывали Дженкинса с домом Клиффордов, но уже одно то, что эти имена были поставлены рядом, испугало ее.

— Вы сердитесь на меня, — тихо сказала она. — Я без всякой задней мысли лишь повторила то, что слышала. А что такого? То выражение пастора Гагена касалось лишь опасности, грозящей нашим переселенцам. Пастор ежедневно собственными глазами видит в Нью-Йорке горе и страдания подобных людей. Конечно, вы не можете знать всего — ведь интересы вашего торгового дома далеки от таких спекуляций.

— Ну а откуда же вы можете так точно знать? — спросил Зандов с насмешкой.

Впрочем, ему явно было не до шуток. Разговор становился неприятен Зандову, однако он не делал попыток покончить с ним; было в их беседе нечто, что, вопреки его воле, возбуждало и влекло к себе.

Фрида все более и более освобождалась от своей сдержанности. Видимо, тема разговора интересовала, ее голос зазвучал глубоким волнением, когда она ответила;

— Я только раз, один-единственный раз видела картину такого бедствия, но она неизгладимо запечатлелась в моей памяти. В Нью-Йорке к пастырю как-то зашла группа переселенцев. Это были немцы, за несколько лет перед тем направившиеся на Дальний Запад Америки и теперь возвратившиеся оттуда. Они слишком легкомысленно поверили разглагольствованиям бессовестных агентов и в результате оставили все, что имели, в лесах Запада — большую часть родных, которые погибли, не вынеся сурового климата, все свое состояние, свои надежды, здоровье — словом, все! И вот теперь они, желая возвратиться на родину, обратились за советом и помощью к тому самому немецкому священнику, который предостерегал их когда-то и которому они тогда — увы! — не поверили. Было страшно видеть отчаяние этих еще недавно сильных и мужественных людей, слышать их жалобы и стоны! Я никогда не забуду этого.

Девушка, подавленная своими воспоминаниями, прикрыла глаза рукой.

Зандов не произнес ни слова; он отвернулся и лишь неотрывно смотрел в туман. Неподвижно, словно пораженный заклятием, слушал он все более страстные и горячие слова, срывавшиеся с юных уст:

— Да и на пароходе, наблюдая сотни переселенцев, я видела, сколько он везет тревог и страха, сколько мечтаний и надежд! Так не бывает, чтобы счастье заставляло переселенцев покинуть свою родину! У большинства людей переселение является последней надеждой, крайней попыткой найти спасение здесь, в новой жизни за океаном. И подумать только, что все эти мечты разбиваются! Бедняки обречены на бесполезную борьбу с природой и бесплодный неустанный труд. Они должны погибнуть из-за того, что какой-то субъект хочет разбогатеть. Оказывается, есть люди, сознательно посылающие своих братьев на гибель, чтобы извлечь из этого барыши! Я никогда не поверила бы, что такое возможно, если бы не видела всего своими глазами, не слышала бы об обмане от тех, кто возвратился с мест своего переселения.

Фрида замолкла, с испугом заметив мертвенную бледность, покрывавшую лицо словно окаменевшего Зандова. Лицо Франца было по-прежнему точно выковано из стали, неподвижным и без малейшего выражения чувств, вся кровь будто отлила от него, и его застывшее выражение производило жуткое впечатление. Зандов не заметил вопрошающего, озабоченного взгляда молодой девушки, только ее внезапное молчание привело его в себя. Он резко выпрямился, провел рукой по лицу и произнес:

— Вы смело заступаетесь за своих земляков, нужно отдать вам справедливость!

Его голос звучал глухо, сдавленно, как будто каждое слово стоило ему громадного напряжения.

— Это сделали бы и вы, если бы вам представилась возможность, — ответила ему Фрида. — Бесспорно, вы, используя весь свой авторитет и положение, выступили бы против подобных предприятий. Конечно, вы добились бы значительно большего, нежели неизвестный священник. Мистер Зандов, — Фрида подошла к нему, охваченная внезапно вспыхнувшим доверием, — я не желала оскорблять вас. Слухи приписывают Дженкинсу нехорошие планы. Возможно, люди не правы и пастор Гаген был введен в заблуждение. Вы лично не верите слухам. Я вижу по вашему волнению, хотя вы и хотите скрыть его. Вы, конечно, лучше всех должны знать своего делового друга.

Действительно, Зандов был взволнован. Его рука так судорожно сдавила резную спинку скамьи, что казалось, древесина вот-вот разломится под его пальцами. Да, он был так взволнован, что потребовалось несколько секунд, чтобы овладеть своим голосом.