Читать книгу - "Чужая - Татьяна Губина"

Меня разбудила трель телефона. Я еле разлепила глаза, машинально глянула на настенные часы. Два часа! Какой идиот звонит в ночь глухую! Вываливаясь из теплой постели, чертыхаясь, что не положила трубку радиотелефона рядом с собой, я пошлепала на кухню. На душе было тревожно. Вдруг что с Ником?

— Алло? — прокричала я в трубку.

— Танечка, извини, что так поздно, но у меня несчастье. Пожалуйста, приходи ко мне, — голос захлебывался в рыданиях.

Спросонья я не сразу узнала Нинку Фионову.

— Что-то с Ксюшкой? — единственным несчастьем я считаю только болезнь и смерть близких. Так как у Нинки в наличии из родных только Ксюха, я, естественно, спросила о ней.

— Нет, с мамой, — услышала я писк в трубке.

Я не стала спрашивать, откуда свалилась мама, и пообещала, что приду. Нинка почему-то попросила захватить перевязочный материал: марлю, вату, зеленку. Когда-то, на заре моей юности, я работала пару лет в травмопункте медсестрой. Поэтому все знают, что у меня в квартире всегда найдется все необходимое для оказания первой помощи. Но зачем они Нине в два ночи, я не понимала.

Я быстро натянула джинсы и свитер прямо на пижаму, накинула дубленку и пошла к Нинке. За сына я не волновалась: Сашка всегда дрых, как медведь зимой, и чтобы его разбудить, требовалось много усилий. Но даже если случится чудо и Сашка откроет свои черные очи, то, не обнаружив меня, просто поднимется на седьмой этаж к Лельке. Хотя представляю, что она мне потом скажет, если такое произойдет.

Большой сталинский дом стоял через пару кварталов. Я рысью побежала по безлюдным улицам. Резко похолодало. Мороз тут же схватил за нос и голые лодыжки. Носки мне искать было некогда, поэтому впрыгнула в сапоги, как была. Но все равно я радовалась установившейся погоде.

Наконец-то наступила зима. Весь ноябрь моросил холодный дождь с подобием снега, и темная жижа хлюпала под ногами. А тут — красота! Выпал снег, покрыл деревья пушистым покрывалом, снежинки искрились в свете одиноких фонарей. Сказочно красиво! Когда я вижу такую картинку, я сразу вспоминаю детство. Жаль, что не могу остановиться и всей грудью вдохнуть этот свежий воздух, пахнущий арбузами. Надо бежать к Фионовой, спасать ее маму.

Пока собиралась, я вспомнила, что сегодня, в разгар скандала около школы, Фионова что-то говорила о приехавшей бабушке. Что с ней могло случиться?

Дверь мне распахнула Нинка, зареванная и с подозрительно мутными глазами. Как только я вошла в квартиру, я тут же поняла причину — Нинка была во хмелю. Не так чтобы очень, но пару пива на грудь приняла. Я скинула дубленку и прошла на кухню, где сидела маленькая, сухая, словно прошлогодний лист осины, женщина. Одного взгляда было достаточно, чтобы поставить точный диагноз — алкоголичка с солидным стажем. Желтый цвет лица, характерные мешки под глазами, размытый контур рта, подведенного ярко-красной помадой. На набрякших веках остатки голубых теней, так любимых женщинами семидесятых.

Это то, что удалось мне рассмотреть под огромным фиолетовым синяком, расползающимся прямо на глазах. Кожа с переносицы была содрана до кости и висела тоненьким лоскутом вдоль щеки. Кровь сочилась из раны, капая на клеенку большими тягучими каплями. При этом дама сидела за столом абсолютно голая.

— Боже, Нинка, да ее в больницу надо! — вскрикнула я.

— Куда я ее сейчас отправлю? — заныла Нина. — Она пьяна в стельку. Обработай, пожалуйста, рану. А до утра она оклемается, и я вызову скорую.

— А почему голая? — недоуменно спросила я, разглядывая большие кровоподтеки на ребрах и руках женщины.

— Так пришла вся в грязи. Я вещи с нее сняла, а она одеваться не желает.

— Что значит «не желает»? — возмутилась я. — А ну, тащи какую-нибудь одежку!

Нинка нехотя встала, и принесла какой-то затасканный байковый халат. Я натянула его на тело ее мамаши, причем последняя не выказала при этом ни тени недовольства. Только все время улыбалась счастливой улыбкой олигофрена.

Пока я смывала кровь с лица Веры Семеновны, так звали виновницу моего ночного вояжа, и пластырем заклеивала ей переносицу, Нинка, заплетающимся языком рассказывала, что произошло.

Вера Семеновна приехала навестить дочь неделю назад. Ходила гулять с Ксюшкой, занималась хозяйством, пока Нинка горбатилась на работе.

— У нас в конторе завал, — объясняла Нина. — Так что было очень кстати, что мама приехала. Я с утра до ночи бумажки по городу развожу. И все это за копейки. Ты не представляешь, как у меня болят ноги. Сапоги развалились, а денег на новые нет. И у Ксюхи зимних ботинок нет. И…

— Так что же случилось? — прервала я ее вечные жалобы.

За четыре месяца нашего знакомства песню про отсутствие осенних, зимних, летних ботинок я уже знала наизусть. После перечисления всех недостающий вещей в доме всегда следовала фраза: «Девочки, не дадите в долг сто рублей до зарплаты?». Поначалу мы, конечно, тут же раскрывали кошельки и протягивали ассигнации несчастной. Но через пару месяцев кредит закрыли, ограничившись только покупкой кофе в «Макдональдсе». Деньги-то мы давали, а вот осенние сапоги у Ксюшки так и не появились.

Нинка, поняв мой маневр, скривилась, но продолжала:

— А сегодня она встретила случайно своих старых знакомых. Позвонила, сказала, что посидит с подругами в кафе. А час назад завалилась вот в таком виде! Она пьет редко, да и совсем не умеет! Бокал вина примет и с копыт.

«А это уже бессовестные враки, милая! — подумала я. — Хоть мне-то песни не пой! Матушка твоя пьет горькую минимум лет пять!» Но промолчала. Не хочешь признаваться, не надо. Я ее понимала — гордиться такой мамашей нечего. Странно еще, почему Нинка мне позвонила. Чаще дети таких горе-родителей стесняются водить в дом друзей. Но причину я узнала ровно через минуту.

— И самое ужасное, кроме того, что ее избили, у мамы еще деньги своровали. Пять тысяч, представляешь! Что делать, ума не приложу!

— Откуда же у нее такие деньги? — не поддаваясь на провокацию, спросила я. Надо отметить, что во время разговора Вера Семеновна молчала. Сидела, как древний сфинкс, не шелохнувшись, даже когда я делала ей больно.

— Так она из Воркуты привезла, — тут же отреагировала Нина. — Хотела нам с дочкой диван новый купить. Нам же даже спать не на чем! Чем мне Ксюху завтра кормить! И за музыкалку платить за месяц надо! А у меня в кошельке только десять рублей.

И пошло-поехало! Я стоически ждала, пока Нинка вдоволь нажалуется на свою судьбу и на отсутствие элементарных вещей, так необходимых молодой женщине. Создавалось впечатление, что у нее в доме нет ничего, начиная от прокладок и заканчивая солью. По идее, я должна была моментально метнуться к своему кошельку и тут же выложить все, что у меня было. Но я этого не сделала по двум причинам: во-первых, что-то не верилось в такую жуткую нищету, глядя на большую банку кофе «Нескафе-голд» на столе и пару золотых колец с камушками, что лежали в хрустальном блюдечке на стиральной машинке «Бош», а во-вторых, у меня просто не было кошелька. Я же бежала оказывать первую медпомощь, а не давать деньги в долг.