Читать книгу - "Пани колдунья - Лариса Шкатула"

— Лучше б бесприданница, — вздохнул Петр, — люблю я ее больше жизни, а и не хотелось бы матушке удар наносить. Узнает, расстроится небось…

— Интересно, чем же это ты маменьку свою пугать собираешься? — качнул головой Жемчужников-старший. — Кажись, меня уж на что трудно удивить, и то я заинтригован… Ежели не бесприданница, то, стало быть, парвеню?[11]Помнится, меня кто-то пытался так называть, так я ему сии слова в глотку и запихнул… Прости, сын, это я отвлекся. Неужто опять не угадал?

Петр вздохнул и печально покачал головой.

— Да в кого ж ты влюбился?! — изумился отец.

— В ведьму! — выпалил молодой человек. — Только так Петербург о ней и говорит… А происхождением ее можно бы только гордиться, самое что ни на есть аристократическое, благородное, как у нашей мамы…

— Вот оно что! — Валерьян Жемчужников поднялся и вышел из-за стола. — Думаю, ерунда сие — ведьмы, колдуны… Я полсвета объездил, а ничего этакого не встречал. То есть среди тунгусов попадались шаманы, которые разные фокусы выделывали, дак фокус — он фокус и есть… Могу сказать, что сам я сроду не боялся ни леших, ни чертей, с нами, в вере крепкими, крестная сила, на нее, сынок, опирайся!

Он захохотал и с размаху хлопнул сына по плечу так, что тот покачнулся. Этакий медведище!

— Соперники твои небось хвосты поджали: а ну как и вправду ведьма? Поэтому для тебя теперь самое время. Пользуйся, иди напролом. Девицы-аристократки смелых любят. Им, видишь ли, князьки да графчики субтильные обрыдли. Им, как и всякой нормальной женщине, хочется в будущем муже крепкое плечо чувствовать… А что она говорит: да, нет?

— Ни да ни нет, — честно признался Петр.

— Вот видишь, — обрадовался за сына Валерьян. — Да им, девицам, так, с ходу, «да» говорить не принято. А то, что «нет» не говорит, поверь, хороший знак.

Раздумывает. Ежели бы ты ей не по сердцу был, отказала бы не раздумывая.

— Ты меня утешил, — буркнул Петр, и тут раздался робкий стук в дверь.

— Кто там? — строго гаркнул старший Жемчужников.

— Петру Валерьяновичу письмецо. Сказывают, срочное, — пискнула из-за двери горничная Дарьи Петровны, Марютка, маленькая, худенькая девчонка, панически боявшаяся Валерьяна Ипполитовича.

Петр отворил дверь.

— От кого письмо-то?

— От княжны Астаховой.

— О волке речь, а он навстречь, — хмыкнул Валерьян.

— Папа! — возмущенно воскликнул сын.

— Прости, сын, но я так… в том смысле, что кстати, только переговорили, и вот оно…

— Я тебе ничего больше рассказывать не буду!

— Не серчай, говорю, брякнул, не подумав, сказал же… Экие вы со своей матушкой нежные!

Влюбленный притворил дверь библиотеки и нетерпеливо вскрыл конверт. Лиза Астахова писала:

«Многоуважаемый Петр Валерьянович! У меня возникла неотложная нужда как в Вашем совете, так и в Вашей помощи. Надо, чтобы кто-то, лучше мой настоящий друг, каковым я Вас считаю, спокойно и доброжелательно выслушал меня и дал дельный совет.

Прошу, если Вас не держат более срочные дела, по прочтении сего послания поспешить к нам, где я Вам сообщу все в подробностях, потому как порой на бумаге изложенное выглядит отличным от действительного. С почтением. Ваша Елизавета Астахова».

— Ваша Елизавета Астахова, — точно в забытьи повторил Жемчужников и жадно поцеловал строчки, написанные любимой рукой. — Никакие срочные дела не удержат меня, мой ангел, моя зеленоглазая русалочка… Самая обольстительная ведьма на свете!

К особняку Астаховых он прилетел как на крыльях, дернул колокольчик и, едва дворецкий Гектор открыл дверь, не дожидаясь, когда тот спросит его о цели визита, и нарушая элементарные требования этикета, просто отодвинул слугу в сторону и помчался наверх по лестнице к апартаментам своей любимой.

Слова Гектора остановили его уже на последней ступеньке лестницы:

— Княжна изволит ждать вас, сударь, в библиотеке…

Библиотека была внизу, но, как с усмешкой подумал о себе Петя, для бешеной собаки семь верст — не крюк, он тут же сбежал с лестницы и только у двери позволил себе перевести дух. Таким запыхавшимся негоже представать перед девушкой своей мечты. Он постучал и услышал голос, нежный, как у ангела:

— Входите, Петруша!

Как она была хороша! Сидящая в кресле у окна и освещенная лучами весеннего солнца. Кожа лица, нежно-розовая, подчеркивала яркую зелень глаз, опушенных длинными черными ресницами. А губы, о, губы…

— Петя! Петр Валерианыч! — позвала Лиза. — Что это вы меня так разглядываете, будто впервые увидели? А может, вы пришли, чтобы попрощаться со мной, и потому стараетесь запомнить и унести в душе мой светлый образ?

Лиза нарочно сказала так, чтобы вывести Петра из задумчивости и опустить на землю. Так и случилось. Петр очнулся.

— Почему я должен с вами прощаться? — удивленно спросил он и, спохватившись, добавил:

— Простите, я так был ошеломлен вашим письмом, что даже забыл с вами поздороваться. Доброе утро, Елизавета Николаевна.

— Доброе утро, — едва сдерживая улыбку, кивнула она и звякнула колокольчиком, который стоял перед нею.

Почти тотчас дверь отворилась, и дворецкий вошел с подносом, на котором стоял графин с рубиновой жидкостью, маленькие рюмочки и нехитрая закуска. Гектор по молчаливому кивку княжны наполнил рюмки и удалился, плотно прикрыв за собой дверь.

— Садитесь поближе. — Лиза кивнула на стул с высокой спинкой. — Мужчины ведь, когда говорят о делах, стараются заодно пропустить рюмочку, не правда ли? Вот я и подумала… Петруша, не хмурьтесь, неужели вы такой же ретроград, как наши салонные старички? Сейчас скажу, зачем я просила вас прийти… Но отчего вы так поскучнели, Петенька?

— От вашего делового тона, Елизавета Николаевна. Я-то думал, надеялся, что после моего вчерашнего предложения вы приняли решение, а вы, оказывается, собираетесь говорить со мной как… мужчина с мужчиной…

Все-таки девице можно было бы хоть чуть-чуть пококетничать, а она его потчует вином и собирается говорить о деле, будто ей не восемнадцать лет, а все сорок.

Глаза Лизы лукаво сощурились.

— Что мне нравится в вас, Жемчужниковых, так это целеустремленность. Уж если вы чего-то добиваетесь… Но к делу!.. Полноте, Петруша, все не так уж мрачно. Попробуйте вино. Это настоящий португальский вермут…

Жемчужников взял рюмку и буркнул:

— Вы разговариваете со мной, точно почтенная матрона с глупым ребенком, и потому мне грустно.

Нет ничего ужаснее, когда девушка напускает на себя серьезность. В эти минуты в сердцах мужчин появляется страх, как если бы они увидели нечто нереальное… Слушаю вас, моя драгоценная!