Читать книгу - "Кольца Лины - Наталья Александровна Сапункова"

— Потому что у него было сотрясение мозга и вы накачали его транквилизаторами и еще не знаю чем, он себя не контролировал. На его родном языке не говорят "Вы" одному человеку. Он придет в себя и не будет ошибаться. Мам, а вообще, это что, так важно?

Мы вот так говорили, долго и бесперспективно. Потом мама плакала, потом приехал спаситель дядя Гоша, и они закрылись в ее комнате. А я заварила чай, сидела на кухне без света и смотрела в окно на темную улицу….

К королеве и ее маленькому принцу явился папа-король, но оказалось, все это как-то не очень похоже на сказку. У короля нет паспорта, медполиса, диплома и всего остального, без чего "ты-букашка", бабушка королевского наследника в истерике. А королева…

Нет, я не грустила. Я понимала, что на легкую жизнь в ближайшее время рассчитывать не приходится, но все равно тихо радовалась, что Дин здесь. И немного боялась — что-то еще узнаю от него про Винету, придворные козни, про отца, про другие нежданные проблемы. И мне как-то не слишком нравилось, что Дин здесь вопреки моему отцу. Кто из них в чем-то ошибается, отец или Дин?

Я, действительно, не грустила. Мои чувства можно было назвать как угодно, только не грустью.

Дядя Гоша сумел худо-бедно успокоить маму. Когда они оба появились на кухне, она даже неловко улыбалась. Уходя, дядя тихонько спросил:

— Делать-то что собираешься?

— Да ничего пока не собираюсь, — шепнула я в ответ. — Мы ведь еще и не поговорили толком.

— А, ну да. Ну ты, это… звони, если что нужно будет. Не пропадай, — и это последнее прозвучало двусмысленно.

Перед сном мама сказала:

— Ты хотя бы подстричься его попросишь?

— Скажу ему, — дипломатично пообещала я.

Кажется, королю не положено короткой стрижки.

— У Серенького волосы отцовские, кудрявые, а цветом — скорее в тебя, — вздохнула мама, — хотя, может, и потемнеют еще. Такие бы девочке.

— Так будет и девочка, какие наши годы, — я коварно улыбнулась.

— Линка, ну что ты говоришь! — мама махнула рукой и посмотрела жалобно. — Нельзя же так безответственно…

Я поскорее чмокнула ее в щеку и пожелала спокойной ночи. Потому что толчение воды в ступе — процесс долгий и малопродуктивный, а начинать сначала — мы этого обе не выдержим.

— Только знай, ребенка я никуда увозить не позволю. Вы что хотите себе делайте. Живи с кем хочешь, но ребенка…

На такой почти позитивной ноте и закончился этот день.

На следующий день утром я договорилась с Катей, что она погуляет с Сережкой в больничном парке, и, пользуясь тем, что "своя" и давно примелькалась и охране и всем, без проблем прошла в отделение "в неположенное время". Там продолжался утренний обход, и я заглянула в восьмую палату как раз когда мама в сопровождении медсестры и практиканток стояла у кровати Дина и негромко объясняла что-то девушкам.

— Выздоравливайте, — обронила она наконец и собралась отойти, когда Дин вдруг сказал:

— Моя дорогая матушка, позволь задать вопрос. Надолго ли я тут еще задержусь?

И мама и все в палате впали в недолгий ступор, я тоже не удержалась и фыркнула, отодвинулась по стеночке, исчезнув за дверным проемом.

— Не поясничайте, молодой человек! — ломким голосом сказала мама, — меня зовут Ольга Викторовна. Отдыхайте.

Я не успела вчера сказать Дину, что его лечит моя мама, но его и без меня могли просветить, да хоть бы и та же медсестра Света. И, между прочим, он не паясничал, а нормально обратился, со всей возможной вежливостью, как принято… там. И задал вполне естественный вопрос. Все-таки неплохо, что, попав в Винету, я почти сразу стала немой, а то тоже могла бы наговорить немало необычного, ни сном ни духом этого не понимая.

Мама стремительно прошла из палаты мимо меня, заметила, оглянулась, вздохнула.

— Ну, присмотри за своим чудилой. И покорми — он, говорят, не ел ничего.

— А когда ему на выписку?

— Рано еще, — и она быстро ушла, уводя за собой свиту, девчонки-практикантки оглядывались и ели меня глазами — еще бы, то же мой чудила…

Я прошла в палату, весело поздоровалась со всеми, быстро нагнулась и поцеловала Дина в губы.

— Доброе утро.

Он был все такой же бледный, слабый, и стойка для капельницы никуда не делась. Конечно, какая тут выписка. Зато при виде меня его лицо осветилось радостью.

— Любимая. Я так боялся…

— Боялся?

— Ты исчезла. Вдруг ты мне приснилась? Вдруг мне вообще все это снится…

— Глупости, — я села рядом, взяла его за руку.

Теперь обе его руки лежали поверх одеяла, и на другой, на правой, я увидела Кольцо Единения — второе, парное моему. Ничего удивительного, конечно, раз это королевская регалия. Тогда его носила королева-мать, теперь Дин забрал его себе. Что ж, можно надеяться, что "матушку" также призвали к ответу и, ну хотя бы, заключили под домашний арест. Хотя я бы заключила ее не под домашний.

— Эта… лира… лира-лекарь… — Дин явно затруднялся правильно поименовать маму, — она действительно твоя мать?

— Угу.

— Прости. Я не понял, чем ее обидел. И что такое "паясничать".

— Ничем не обидел, не переживай. Это она переживает. Сам посуди, муж единственной дочки — странный и непонятный, и неизвестно, чего от него ждать. Ты ведь совсем не похож на здешних мужчин. И говоришь… как бы сказать, правильно, но не совсем верно.

— Это я уже понял, — его губы дрогнули в улыбке. — Это чудовищный мир, а мужчины в нем странные…

Я быстро накрыла пальцами его губы, призывая не касаться этой темы — вокруг нас были именно местные мужчины. Окинула взглядом палату — на нас не обращали внимания. Только ближайший сосед Дина мне подмигнул:

— А что за язык-то, можно полюбопытствовать? Красивый.

И до меня только теперь дошло, что я сразу заговорила с Дином по-винетски, то есть, нас никто здесь не понимал. Вот оно, достоинство языковой школы "от Митрины": в язык "влетаешь" так полно, что перестаешь отличать его от родного, пока не услышишь оба сразу. Но Дин-то с мамой говорил по-русски, определенно!

— Тебя мой отец учил языку?

— Нет, к сожалению. Тогда бы он научил меня и другим вещам. Но