Читать книгу - "Неистощимая - Игорь Тарасевич"

Ухаживали и сватались за богатую русскую красотку бессчетно. Но Катин выбор оказался, на взгляд многих, очень простым. В Цюрихе Катя вышла замуж за потомка Люксембургских герцогов Альфреда Вальтера Максимиллиана Нассау. До управления Люксембургом дело не дошло, мы зря врать не станем, потомков первого герцога Нассау ходило великое множество по белому свету, а Фредди Нассау сам добывал свой хлеб, будучи профессором того же Цюрихского университета. Герцогского титула его линия Нассау давно лишилась, так что Катя герцогинею не стала, к чему она отнеслась совершенно спокойно. Жизнь семьи складывалась несколько, на Kатин взгляд, скучновато – нам и рассказать-то особо нечего – скучновато, но счастливо, пока однажды господин Нассау не умер, оставив Кате двоих мальчишек-близнецов, студентов. У сыновей уже была своя, взрослая, совершенно отдельная жизнь. Катя вернулась в Россию к отцу. Было ей к тому времени под пятьдесят, а полковнику Лисицыну – хорошо за семьдесят. Генералом он так и не стал.

Кстати вам сказать, дорогие мои, мы уж, помнится, обмолвились, что наш Иван Сергеевич Красин преподавал в Цюрихском университете и вообще жил и умер в Цюрихе. Но, имея в Цюрихе дом, Красин всю жизнь строил мосты по всему миру. А вы уж, наверное, подумали, что Иван Сергеевич столкнулся с Катею, например, в университетской библиотеке, и сразу увидел в ней нашу Катю! Услышал, как она хихикает, как хохочет – ну, конечно, это уж не в библиотеке, а, допустим, в кондитерской?… Увы, встречи Красина с Катариной Лисисин не произошло.

Когда Катя ходила по коридорам Университета, Красин строил один за другим два моста через Рейн – оба моста и сейчас стоят, как ни старалась американская авиация в тысяча девятьсот сорок пятом году. Красин приезжал, конечно, домой и жил подолгу – месяца аж по два иногда, вот как! Но и с мадам Катарин Нассау ни разу он не встретился, хотя любил ходить, будучи дома, в городской парк Фридхов-Зельфельд гулять. Красин там жил неподалеку, а мадам Нассау выгуливала там красинских внуков. Красин ездил гулять и в Цюрихсберг – городской лес, и семья Нассау любила туда ездить. Но вот не встретились. Может быть, Катя и Красин видели друг друга издалека – вблизи Красин Катю бы узнал несомненно, и сердца у обоих в тот миг по непонятной им причине щемило, но не более того. А когда Красин начал в Цюрихе преподавать, Кати уже давно там не было.

Кстати сказать, гуляние в парке было одним из немногих развлечений, которые мог позволить себе Красин. Ведь за вход в парк брали буквально гроши – шесть раппенов или, если называть по-французски, шесть сантимов. А Красин всю жизнь копил деньги, чтобы отдать три миллиона детям Альфреда Визе – старшие сыновья Визе благополучно жили в Берлине. Повезло Красину только после начала войны, когда русские бумаги в рассуждении огромных долгов, сделанных правительством Николая II, начали стоять на бирже всего мира достаточно высоко. Осенью четырнадцатого года в нотариальной конторе еврея Шиловски на Тиргартенштрассе Красин полностью расплатился с двумя Альфредовыми сыночками, двумя маленькими лысенькими старичками с бегающими от радости глазками. Причем получили они, по сути, сорок копеек за рубль долга, так что у Красина, не ожидавшего такого подарка судьбы, осталась еще огромная сумма на поездку в Россию, о каковой поездке он мечтал почти полвека. Было профессору Красину к тому времени уже больше восемьдесяти лет. Война должна была вот-вот закончиться. Но и Красин, и визята просчитались. Русские бумаги ужасно, просто катастрофически упали после семнадцатого, а особенно после двадцать второго года – после Гэнуэзской конференции, а сам Красин до окончания войны не дожил нескольких месяцев. Да и как бы он поехал в Россию в восемнадцатом году, дорогие мои? Деньги профессора по завещанию достались Цюрихскому университету, как и вся сумма от продажи Kатиного дома. Иван Сергеевич не оставил наследников. Зато Krasin Auszeichnung^[243] за лучший дипломный проект мостового перехода множество лет служила отличным трамплином для инженерной биографии десятков молодых людей.

Но вернемся к Кате и Павлу Ильичу.

После революции отец и дочь Лисицыны эмигрировали, начали было жить у одного из Катиных сыновей в Голландии – Ганса, но это оказалось не совсем удобно. Они сняли квартирку в Париже. Катя устроилась на работу патронажным врачом. Но в апреле двадцатого года весьма уже немолодой полковник Лисицын вновь поступил на службу – в штаб Врангеля, с которым был знаком еще со времени войны с Японией. Они с Петром Николаевичем даже орденами Святой Анны 4-ой степени с надписью «за храбрость» оказались награждены одним и тем же Императорским Указом. Полковник Лисицын тогда был командирован на Дальний Восток, а Петр Врангель был сотником Забайкальского казачьего войска. В двадцатом году генерал-лейтенант Врангель отправил Лисицыну телеграмму, и четвертого апреля Лисицын прибыл вместе с бароном в Севастополь на английском линейном корабле «Император Индии». Катя, как всегда, сопровождала отца. Она начала работать в Симферополе в военном госпитале.

Лисицын занимался у барона не контрразведкой, как вы могли бы подумать, а непосредственно отвечал за подготовку армии к возможной эвакуации из Крыма. Мы смеем предположить, дорогие мои, что именно поэтому эвакуация прошла предельно организованно, все, кто хотел уехать – без паники погрузились на корабли и гражданские пароходы и ушли в Константинополь, вопреки прекрасным советским кинофильмам, гениальным советским пьесам и вообще вопреки всем советским мифам об эвакуационной панике.

И умер Петр Ильич в Брюсселе на руках у дочери в один день с тезкою Петром Николаевичем Врангелем тоже от острого туберкулеза, которым, как и командующий последней русской армией, никогда в жизни не болел. Мы смеем предположить, что причиной внезапной болезни Лисицына стала не глубокая старость, а то обстоятельство, что он заведовал штабом у Врангеля – то есть, был не начальником штаба, дорогие мои, а командовал службой штаба, то есть – держал в руках все нити функционирования крохотной русской военной части в центре Европы. И, вполне вероятно, отказался сотрудничать с советской разведкой. Впрочем, ему вряд ли предлагали. Ему, как и Врангелю, лучше было скоропостижно умереть.

Перед смертью, уже теряя силы, он достал из-под подушки плотный заклеенный конверт и протянул его Кате дрожащей рукой. Впервые в жизни Катя увидела, как из глаз отца текут слезы.

– Простишь ли ты меня… милая девочка?.. – спросил Лисицын. – Отрада жизни моей… Простишь ли ты меня, Катя?… Катя… Катя…

– Господи, папочка, за что? – рыдала Катя, полагая, что отец бредит.

– Скажи… что… прощаешь… – попросил старик. – Я… не смог… Слишком… любил тебя…

– Прощаю, любимый папулечка, прощаю! Бог с тобой! Прощаю!

Катя вскрыла конверт только после похорон. Оказалось, Павел Лисицын обещал найти в большом мире Ивана Сергеевича Красина и отдать ему дочь, если не будет иметь известий о княжне Екатерине Борисовне Кушаковой-Телепневской – Настоятельнице Высокоборисовского Богоявленского женского монастыря Преподобной Екатерине. До той минуты, как мы вам уже сообщали, дорогие мои, Катя полагала, что ее мать умерла родами, отец даже показывал фотографию матери… Все настоящие, неподдельные бумаги о рождении Кати, как и изложение подлинной истории ее рожденья, находились тут же, в смятом предсмертной подушкою Лисицына конверте. Как и цюрихский адрес Красина.