Читать книгу - "Время расставания - Тереза Ревэй"

Сергей облокотился о деревянную изгородь, очерчивающую границы маленького хуторского кладбища. Рядом с ним сидела лайка отца, послушно выполняя команду хозяина. Собака шумно дышала, вывалив язык.

На землю опускались светлые сумерки, загадочные и прозрачные сумерки короткого сибирского лета. Среди мхов и папоротников подлеска, в тепле прелых иголок пробивались к солнцу новые елочки, вырастали свежие побеги, полные живительных природных соков. Теплый воздух полнился пряными ароматами смолы. Вдалеке слышался веселый смех ребятишек, купающихся в речке. Собака не отрывала глаз от хозяина, который стоял всего в нескольких метрах от них, перед могилой Анны Федоровны.

Над избами вился дымок, полупрозрачные струйки тянулись к безоблачному небу — ночи в это время были еще холодными и в домах иногда протапливали печи. Лайка тявкнула, встряхнулась и снова замерла. Сергей смотрел, как отец медленно снимает с головы шапку, затем неторопливым шагом, опираясь на палку, возвращается к сыну.

— Надо же, а я был так уверен, что это она меня похоронит, — вздохнул Иван Михайлович.

— Я знаю, папа. Порой жизнь зло шутит с нами.

— Пойдем, мой мальчик, пора возвращаться. Если мы не поторопимся, комарье нас сожрет заживо.

И они направились к дому, собака бежала по пятам. За оградой несколько якутских лошадок помахивали длинными хвостами.

— Что ты теперь будешь делать?

Отец остановился и посмотрел сыну в глаза.

— У меня нет никакого желания уезжать, если тебя это интересует. Как ты думаешь, смогу я привыкнуть к иной жизни, отказаться от всего того, что мне дорого, что выбрал более полувека назад? Там, — Иван Михайлович ткнул своей трубкой в неизвестном направлении, куда-то за изумрудную зелень елей и кедров, — мир отлично существует и без меня. И это правильно.

Он вновь заковылял к дому. Сергеи замедлил шаг, приспосабливаясь к шагу отца. В каждый свой приезд мужчина замечал, что отец передвигается все хуже, все медленнее. Он был отличным охотником и не утратил былого умения, но теперь Сергею казалось, что многое Иван делал чересчур неторопливо. Ему всегда приходилось смирять свое нетерпение, когда отец ел или раскуривал трубку. Ночью Сергей прислушивался к хриплому, порой прерывистому дыханию пожилого сибиряка. «Так слушаешь дыхание новорожденного, — думал он. — Все, что находится на грани нашего мира и мира иного, видится таким непрочным и пугающим».

Внезапно эмоции захлестнули Сергея. В феврале умерла его мать, ее жизнь унесла пневмония. Он приехал так быстро, как только смог. Вот уже много лет он жил вдали от родителей, навещая их один-два раза в год, но, несмотря на это, уход матери породил странную пустоту в его душе.

Сергей думал о том, что и отец может в любой момент уйти, а он будет где-то далеко. Правильно ли он поступил, что выбрал эту бродячую жизнь? Не лучше ли было вернуться после войны в родную деревню? Обосноваться в краю, чьей кровью и плотью он всегда оставался? И в таком случае, вполне возможно, сейчас бы его дети плескались в студеной реке, бегали по грибы и ягоды.

Он чувствовал себя изнуренным, как будто пробежал сто километров. Оказавшись в избе, Сергей рухнул в кресло-качалку матери. Отец стянул шапку, поставил палку у двери, а сам сел на лавку у стены и прочистил горло. С возрастом его голос стал сиплым.

— Это хорошо, что ты приехал, Сережа. Но ты здесь уже десять дней, и мне кажется, что пора бы тебе и возвращаться.

— Ты гонишь меня? Ты не рад меня видеть? Обычно ты жалуешься на то, что я приезжаю на короткий срок. Я уже начал спрашивать себя, а не провести ли мне зиму на хуторе, вместе с односельчанами?

Иван улыбнулся.

— Я всегда рад тебя видеть, мой мальчик. Но не стоит оставаться на хуторе из-за своих дурных предчувствий.

Ощущая некоторое раздражение, Сергей поднялся и достал из серванта бутылку водки. С течением лет деревянная мебель покрылась матовым налетом. На этажерке выстроились серебряные стаканчики тонкой чеканки. Мужчина плеснул в два стакана водки и сел рядом с отцом — это место он любил с раннего детства. Солнечный лучик проскользнул сквозь белые кружевные шторы, облизал пузатый бок самовара и залюбовался яркими цветами постельного покрывала. В красном углу выделялось строгое лицо Богоматери и светлый лик Младенца.