Читать книгу - "Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли"

лет. Пятнадцать лет назад познакомилась с Каем… точнее, с вашим Хайдесом.

Все представляются и пожимают руку. Моя очередь — я смотрю ей прямо в глаза:

— Хейвен. Очень приятно.

Александрия на долю мгновения запинается — настолько короткую, что можно решить: показалось.

— Взаимно. — Отпускает руку сразу. — Хотите осмотреться? Дети сейчас на занятиях, в классах. У нас есть немного времени.

Внутри всё соответствует фасаду: светло и вылизано, будто поверхности моют каждый час. Цвет — один белый; исключение — металлические детали. Мужчины и женщины в форменной одежде проходят мимо, не поднимая глаз от пола, и приветствуют Александрию как королеву, которой положено отдавать почтение.

Самое тревожное — тишина. Двенадцать этажей — и тишина, от которой холодит кожу. Я слышу стук её каблуков по отполированному полу — и меня пробирает дрожь.

— Я мало что помню отсюда, — признаётся Хайдес, и я благодарна ему за этот звук. — Почти уверен, пятнадцать лет назад всё было не так.

Александрия оборачивается на три четверти с понимающей миной:

— Значит, не всё так плохо с твоей памятью. Мы полностью перестроили здание. Лет десять назад, да. Сейчас это уже не приют, а центр опеки — место, где находят дом дети из самых разных ситуаций.

Гермес поравнялся со мной. Он нервничает:

— Мне не нравится эта тётка, — шепчет, пользуясь тем, что Хайдес с ней беседует. — И место тоже. Терпеть не могу это всё.

Я переплетаю пальцы с его — слабая попытка успокоить:

— Это важно для Хайдеса. Потерпи.

Александрия проводит нас по всему комплексу. Показывает первый этаж — офисы и классы. Из окон видим детей и подростков, разделённых по возрасту. Они выглядят спокойными. Ведёт на жилые этажи. В каждой комнате по пятеро. Комнаты небольшие, но чистые и оснащённые всем необходимым. Она даже показывает, где жил Кай. Тогда у приюта было только шесть этажей, его комната была на четвёртом. Внутри Хайдес молчит, не комментирует, хотя Александрия тараторит, вспоминая «как это было».

Чем дольше мы тут, тем сильнее я боюсь, что это была ошибка. Не только из-за риска, что Кронос узнает, — но и потому, что Хайдесу больно, и только. Ответов ноль.

И каждые пять минут он поворачивается ко мне — глаза горят надеждой. Он надеется, что место выдернет из меня хоть крошку памяти, деталь, что подтвердит: я тоже провела здесь маленький отрезок детства.

А я… ничего не помню. Это место мне не знакомо. Никогда его не видела — уверена. Мужицкая попытка вычерпать из пустого. Хайдесу будет больно. И мне вместе с ним.

Но это никак не объясняет, что, чёрт возьми, видел Арес той ночью в Греции. Я бы душу отдала, чтобы посмотреть это чёртово видео.

— И, наконец, сад… — говорит Александрия, спускаясь на первый этаж. Указывает в конец коридора. — Ты выходил редко, и те немногие разы был один. Ты никогда не был общительным ребёнком, но…

— Александрия, — перебивает её Хайдес. Я тянусь его остановить — уже понимаю, что он всё испортит. — Довольно. Я здесь не за воспоминаниями. Тем более, если ты не заметила, для меня это были не «счастливые дни». Это был чёртов Ад.

Мне кажется, она всегда это знала. Улыбка у неё становится тугой.

— Кай, не понимаю. Что-то не так?

— Мне нужна правда о том, что здесь происходило, — отвечает он.

Зевс тут же делает шаг вперёд:

— Хайдес, остановись.

— Займись своими чёртовыми делами, — рычит он.

Александрия пытается встать между ними и на секунду ловит мой взгляд. Он ускользает — как в момент нашего знакомства.

— Давайте без крика, ладно? Нет причин вести себя так. Кай, скажи прямо и вежливо: чего ты от меня хочешь?

Хайдес нависает над ней — выше сантиметров на пятнадцать, несмотря на каблуки. Александрия отступает, выхода он не оставляет:

— Что вы делали с детьми в этом приюте по поручению Кроноса и Реи Лайвли? Вы давали нам что-то, чтобы искривлять память? И главное: Хейвен здесь была, верно? — он указывает на меня. — Мы с ней и Аполлоном были вместе, а вы заставили нас это забыть. Мне нужны записи — я знаю, что камеры были. Мне нужна правда, Александрия, а не сказочки про комнату, где я проводил дрянные ночи, или сад, где я «играл». Мне плевать на это.

Все молчат. Лицо Александрии непроницаемо.

Позади меня Лиам издаёт придушенный звук:

— Я бы выбрал другие формулировки, если честно.

Зевс качает головой, прислонившись плечом к стене:

— Если даже ты это понял — дела плохи.

Александрия кладёт ладони Хайдесу на грудь и лёгким нажимом отодвигает его. Поправляет полы пиджака, покашливает:

— Обвинения, которые ты озвучиваешь, Малакай, серьёзные. Резкие и оскорбительные. Но я выбираю не обижаться и не выставлять вас всех вон, потому что понимаю: твоя жизнь здесь могла быть далека от спокойной. Очевидно, ты до сих пор несёшь травму — и мне очень жаль. Мы желаем нашим детям только лучшего. — Хайдес хочет возразить, но она поднимает указательный палец. Короткий, покрыт чёрным лаком. — Почему бы тебе не выйти в сад? Подышать воздухом, постоять на солнце — зимний день сегодня необычно тёплый. Я буду у себя в кабинете, если что-то понадобится. При условии, что это не новые обвинения. Уезжать вы сможете, когда захотите.

И я, и Гермес на автомате двигаемся к выходу — уверены, что Хайдес захочет уехать. Но он нас удивляет. Его корпус расслабляется, он кивает:

— Спасибо. Пожалуй, последую совету и выйду в сад.

До сих пор молчавшая Афина приподнимает бровь. Потом Александрия исчезает в кабинете и оставляет нас одних.

Хайдес поворачивается спиной и идёт к саду. Я следую без колебаний, чуть поодаль: не уверена, хочет ли он компании. Но у двери на улицу он придерживает створку для меня и ждёт, пока я выйду первой.

Сад — загляденье. Кусты цветов раскрашивают углы, три дерева дают широкие острова тени. Одно из них заметно величественнее: корни тянутся наружу, как выпирающие жилы.

Хайдес без слов проходит мимо и направляется к этому дереву. Поднимает голову к кроне — и, к моему удивлению, начинает карабкаться. Замирает на негустой высоте и устраивается сидя, свесив одну ногу в пустоту.

Я подхожу и остаюсь внизу.

— Что ты делаешь?

— Это дерево, на которое я забирался ребёнком, — отвечает спустя миг. — Почти уверен. Пятнадцать лет назад оно тоже было самым высоким. Я выбрал его специально: отсюда лучше видно окрестности — и было легче заметить, вернётся ли девочка.

Во мне кольнёт ревность. Я тут же гоню её прочь и стыжусь