Читать книгу - "Ночные тайны - Ганс-Йозеф Ортайль"

Он почти влетел в свою приемную. В его размашистых движениях было что-то легкомысленное. Такое воодушевление Георг иногда испытывал после тренировок. Он был весел и голоден, выпив всего два бокала кёльнского. Хойкен велел сварить кофе, решив воспользоваться охватившей его эйфорией и поработать еще пару часов. Когда Джоанна увидела его, она сняла наушники диктофона:

— Звонила фрау Цех. Вы должны ей срочно позвонить.

Он заметил, что она говорит ему «вы». На мгновение Хойкен задумался, должен ли с этим соглашаться, но быстро прошел в свой кабинет. Сейчас ему было некогда.

Набирая номер Минны Цех, он налил себе стакан воды, но она так быстро ответила, что Хойкен не успел сделать ни одного глотка.

— Минна? Это Георг. Я должен был позвонить?

— Да, Георг, спасибо. Я говорила по телефону с Ханггартнером, он потрясен, я долго не могла его успокоить. Он сказал, что инфаркт твоего отца — самый жестокий удар, который ему довелось пережить за последние годы.

— Да, да, для нас это тоже было совершенно неожиданно. Он что-нибудь говорил о своем визите в издательство?

— Собственно говоря, нет. Сказал только, что не приедет.

— Что?! Он не приедет?! Но почему, почему он не приедет?

— Потому что потрясен, потому что принял все это близко к сердцу и не хочет продолжать свои дела, пока твой отец борется со смертью.

— Он что, с ума сошел? Это полная ерунда, отец был бы рад, если бы получил рукопись и обговорил с нами все детали, чтобы книга увидела свет. Ты ему это сказала?

— Я постаралась сделать все возможное, Георг, но он не захотел со мной разговаривать. В конце концов, он старый человек, он так тесно сотрудничал с твоим отцом в течение многих лет, как никакой другой писатель. Ты должен понять, что это неожиданное ужасное известие выбило его из колеи.

— Я ничего не понимаю и не хочу ничего понимать! В этом — весь Ханггартнер! Это его чертовы театральные представления, которыми он всем нам действует на нервы!

— Нет, Георг, это не то. Ты должен людям, которые близко знают твоего отца, дать время, чтобы они справились со своими чувствами. Это тот случай, когда дела могут подождать.

Георг взял стакан и сделал глоток. Минна говорила спокойным и решительным голосом секретаря, который прежде он слушал с таким удовольствием. Пока пил воду, он заметил, что крайне взволнован, растерян и капризничает, как ребенок, самое заветное желание которого не исполнили. Хойкен допил воду и тут же налил себе еще.

— Георг, ты еще здесь?

Он шумно выдохнул. Минна должна услышать, как тяжело ему было принять это известие.

— Только что я подробно обсудил все с Байерманом. Я был готов встретиться с Ханггартнером, его книга избавила бы нас от многих проблем, понимаешь, Минна?

— Я отлично понимаю тебя, Георг, но ничего не поделаешь. Ты тоже должен понять Ханггартнера, как бы тяжело тебе ни было.

— И ты считаешь, нет никакой возможности переубедить его?

— Во всяком случае, я ничего не могу сделать, ты не можешь требовать этого от меня.

Хойкен залпом осушил второй стакан. Он почувствовал разочарование от тщетности затраченных усилий. Вместе с тем его так раздражала эта безнадежность, что он с удовольствием швырнул бы стакан в это чудовищно большое окно.

— Посоветуй мне, Минна, — сказал Георг, стараясь говорить тише, — что я должен делать.

— Выжди время, Георг, и ни в коем случае не звони Ханггартнеру.

— Теперь он будет часами висеть на телефоне и раззвонит об этом на весь свет.

— Скорее всего, именно так и будет.

— Он состряпает жуткий сценарий об ужасном конце нашего концерна.

— Вероятно…

— Он будет выходить из себя, и я должен позволить ему это делать.

— Да, Георг, позволь ему. Он успокоится, поверь мне, ему нужно два-три дня и много телефонных разговоров, но когда-нибудь он успокоится.

— Завтра? В течение завтрашнего дня?

— Нет, завтра наверняка еще слишком рано.

— В таком случае мы можем пока забыть о встрече.

— Да, об этом ты должен пока забыть.

Хойкен сел и стал раскачиваться на откидной спинке кресла. Когда он был ребенком, ему очень хотелось иметь обезьяну. Это желание было неизменным. Георг записывал его в список подарков на свой день рождения и в маленький черновик, который клал под подушку, чтобы упросить и смягчить благосклонные небеса. Он твердо верил, что со временем его просьба будет услышана. Но небеса оставались неумолимы, неподвижный и холодный строй белых ангелов ни разу не улыбнулся ему.

Теперь он говорил так тихо, что был сам себе противен: