Читать книгу - "Пепельное небо - Джулиана Бэгготт"

Он протягивает руку, предлагая помощь, но Прессия игнорирует его и спускается сама.

— У меня не так много времени, — предупреждает она.

— Не волнуйся.

Очереди уже нет. Все стоят маленькими группами и говорят о газетах, держа их в руках, Горс — тоже. Он смотрит на Прессию. Она кивает, и Горс кивает ей в ответ. Он стоит прямо рядом ящиком, который так манит Прессию. Она подходит ближе.

— Здравствуй, Прессия, — говорит Горс.

Брэдвел возникает рядом:

— Вы знакомы?

— Да, — отвечает Горс.

— Ты сбежал, но все еще жив, — говорит Прессия, еле скрывая восхищение.

— Прессия, — просит Горс, — не говори никому обо мне. Ни одной живой душе.

— Не скажу, — бормочет она, — а где…

Он обрывает ее.

— Не надо.

Прессия понимает, что Фандра мертва. Увидев Горса, она надеялась встретить и его сестру, хотя уже давно привыкла к мысли, что они оба погибли.

— Мне жаль, — произносит она.

Горс качает головой и меняет тему:

— Ящик. Иди, загляни в него.

Прессия подходит к ящику, люди по обеим сторонам от нее стоят плечом к плечу. Прессия чувствует, что дрожит. Она заглядывает внутрь. Ящик наполнен пыльными папками. Одна называется «КАРТЫ». На другой видна надпись «РУКОПИСИ». Верхняя папка лежит открытой, и в ней журналы, газеты и свертки. Прессия не решается дотронуться до них и опускается на колени, схватившись за край ящика. Она видит фотографии людей, сияющих от счастья, что они сбросили вес, и измеряющих свой живот сантиметровой лентой; собак в солнечных очках и праздничных колпаках; машины с огромными красными лентами на крышах. Тут есть изображения улыбающихся шмелей, облигаций, маленьких бархатных коробочек с ювелирными украшениями. Фотографии покрыты пятнами от слез и прожженными дырками, у них почернели углы. Какие-то из них посерели от пепла. Но все же они прекрасны. Вот как это было, думает Прессия. Не только чушь, которую нес Брэдвел, а все, как на фотографиях. Вот оно, доказательство.

Она протягивает руку и все-таки прикасается к одной фотографии, на которой люди в разноцветных очках сидят в кинотеатре. Они смотрят на экран, улыбаются и едят из маленьких разноцветных картонных ведерок. Брэдвел говорит:

— Это называлось 3D. Они смотрели на плоский экран, но в очках мир казался объемным, как в реальной жизни.

Он протягивает фотографию Прессии. Она берет ее трясущимися руками.

— Я просто не помню все так подробно. Это потрясающе!

Прессия бросает взгляд на Брэдвела.

— Зачем ты наговорил столько всего плохого, когда у тебя есть такие снимки? Посмотри на них!

— Потому что то, что я сказал, тоже правда. Это Тайная история.

Прессия качает головой:

— Ты можешь говорить все что угодно. Я помню, как все было! Я уверена, что все гораздо сложнее, чем ты говоришь.

Брэдвел смеется.

— Не смейся надо мной!

— Я все про тебя понял.

— Что? — возмущается Прессия. — Ты ничего обо мне не знаешь!

— Ты из тех, кто хочет, чтобы все было как в Прежние Времена. Нельзя оглядываться назад. Тебе, наверное, еще и Купол нравится. Такой уютный и миленький.

Это звучит как выговор.

— Я не оглядываюсь назад. Это ты у нас тут учитель истории!

— Я изучаю прошлое только ради того, чтобы не повторять его ошибок.

— Как будто у нас когда-нибудь будет богатство, — говорит она. — Или ты планируешь с помощью своих маленьких лекций проникнуть в тыл УСР и захватить Купол?

Она сует ему в руки фотографию и подходит к Халперну.

— Отопри дверь, — велит она ему.

Халперн смотрит на нее:

— А что, она разве закрыта?

Прессия бросает взгляд на Брэдвела:

— Ты думаешь, это смешно?

— Я не хотел, чтобы ты уходила, — улыбается Брэдвел, — разве это преступление?

Прессия кидается к лестнице, Брэдвел — за ней. Он говорит:

— Вот, возьми. — И протягивает ей кусочек свернутой бумажки.

— Что это?

— Тебе уже исполнилось шестнадцать?

— Нет еще.

— Здесь ты сможешь найти меня, — говорит он, — возьми, может пригодиться.

— Зачем? Опять твои лекции слушать? — возмущается Прессия. — И кстати, где обещанная еда?

— Халперн! — кричит Брэдвел. — Где еда?

— Забудь, — бросает Прессия и спускает лестницу вниз.

Но как только она ставит ногу на первую перекладину, Брэдвел подходит к ней и засовывает свернутую бумажку ей в карман.

— Возьми, не надорвешься.

— А знаешь, я тоже все про тебя поняла, — говорит Прессия.

— И что именно?

Она не знает, что ответить, потому что никогда не встречала таких, как он. Птицы в его спине неутомимо трепещут под рубашкой. Взгляд Брэдвела становится задумчивым, напряженным.

Она находится что ответить:

— Ты умный мальчик, догадаешься сам.

Пока она поднимается, Брэдвел произносит:

— Ты только что сказала кое-что приятное обо мне. Ты сама поняла это? Это был комплимент. Ты со мной заигрываешь!

Это злит Прессию еще больше.

— Надеюсь, я больше никогда тебя не увижу, — говорит она, — это похоже на комплимент?

Она поднимается достаточно высоко, чтобы толкнуть люк. Дверца отлетает и ударяется о деревянный пол. Все в комнате застывают, уставившись на нее. Почему-то Прессии казалось, что она увидит наверху дом с софой, покрытой цветочным рисунком, светлые окна с занавесками, колышущимися на ветру, семью с сантиметровыми лентами на животах, которая с аппетитом уплетает блестящую индейку, увидит улыбающуюся собачку в темных очках, машину, стоящую на улице, с красной лентой на крыше, может быть, даже Фандру, живую, расчесывающую золотистые волосы.

Прессия знает, что ей никогда не забыть эти фотографии. Теперь они в ее памяти навечно, как и Брэдвел с его лохматой головой, двойным шрамом и всеми ужасами, о которых он говорил. Заигрываю с ним? В этом он меня обвиняет? Стало ли ей легче от того, что она теперь знает: Взрывы были спланированы, и все они были оставлены умирать?

Наверху нет ни софы, ни занавесок, ни собаки, ни ленты.

Есть только комната с грязными тюфяками и решетчатой дверью.