Читать книгу - "Чертово лето - Ольга Дашкевич"

Мамулю с ее драгоценной сумкой я, от греха подальше, отвезла к ее приятельнице Белле Аркадьевне — женщине крупной, бодрой, отважной, способной, в случае чего, выдержать схватку с гренадерским полком. Но по пути мы с нею завернули в офис к одному хорошему человеку. Этим человеком был адвокат Володя Голдстерн, который когда-то очень помог мне в одном деле. У Володи была курчавая борода и голубые глаза, именно это обстоятельство заставило меня тогда обратить на него внимание, а с тех пор, как он мне помог, я испытываю к нему стойкую симпатию, замешенную на искреннем уважении: Володя, — я вам скажу, господа, — это голова!

В офисе мы провели сорок минут, кое-что обсудили, я сделала пару звонков, и мы с мамулей поехали в Бруклин.

Оставив мамулю у суровой с утра Беллы Аркадьевны (обе тут же уселись на кухне пить кофе и дымить сигаретами), я опять села за руль и, почувствовав дикий голод, помчалась в пельменную на Брайтоне, где всегда невероятно вкусно кормят. Ну, да, — пельмени в одиннадцатом часу утра!.. Может быть, для чьей-то фигуры это и вредно, но я, представьте, вполне могу себе такое позволить. Не каждый день, разумеется. Но и не каждый день за мной охотятся кровожадные негодяи, способные ради денег на любую подлость по отношению к беззащитной женщине.

Горчик уже сидел за угловым столиком, уткнувшись своим длинным носом в маленькую рекламную газетку с незамысловатым названием «Новый Нью-Йорк». Когда я появилась в дверях, как прекрасное, хотя и несколько запыленное, видение, он покосился на меня из-под очков в тонкой металлической оправе и слегка кивнул. Я заказала себе двойную порцию пельменей и кофе и уселась напротив него, машинально расправив плечи и изящным жестом убрав со лба пару растрепанных прядок. Не то, чтобы я хотела произвести на детектива впечатление, но это инстинкт: когда передо мной сидит мужчина, мне, исключительно для поднятия тонуса, требуется чувствовать свое влияние на него.

Горчик был довольно симпатичный — даром, что коп, — слегка похожий на пережившего тяжелое детство Ричарда Гира, вытянутого в длину до метра девяносто, в ущерб весу и ширине плеч. У него были проницательные черные глаза, впалые щеки и высокий лоб. Особого интереса к моим прелестям я в нем не заметила, но очки он все же поправил и даже попытался слегка выпрямить сутулую спину.

Поглощая пельмени, я рассказала ему обо всех событиях последних дней.

Горчик слушал, не перебивая, в его черных глазах тлели какие-то угольки и временами пробегали искры. Глядя на эти искры, я подумала, что, возможно, нью-йоркские детективы не даром едят свой хлеб. И, может быть, этот Горчик сумеет захватить всю шайку. Или две шайки, потому что в моих злоключениях явно чувствовалось наличие двух конкурирующих групп.

Когда моя тарелка, наконец, опустела, детектив вежливо кашлянул, давая понять, что намерен перейти к делу, и спросил:

— Конверт с адресом у вас при себе?

— Да, вот он, — я достала из кармана джинсов слегка помявшийся конверт и протянула его Горчику.

Он пробежал глазами адрес, аккуратно свернул конверт, встал и засунул его к себе в карман. Потом посмотрел на меня и кивнул.

— Что? — я сделала вид, что ничего не понимаю.

— Всё, — пояснил детектив. — Вы можете идти. Я вам позвоню, как только что-нибудь узнаю.

— Извините! — сказала я агрессивно и выпятила грудь. Наверное, не нужно мне было этого делать, потому что у бедняги слегка отвисла челюсть и глаза на секунду утратили осмысленное выражение. — Извините, — повторила я тише и даже прикрыла грудь обеими руками. — Но я, разумеется, иду с вами. Во-первых, я журналист. А во-вторых, вся эта история меня касается напрямую.