Читать книгу - "Хрупкие фантазии обербоссиерера Лойса - Анатолий Вишевский"

воды из Зедлица. По утрам – пять гоффмановых капель, вечером – настой из листа сенны александрийской, по мере необходимости. Ну и побольше возбуждающих средств: пейте вино, кофе, курите табак по несколько раз в день.

– А от геморроя?

– Как я уже говорил, пиявки: прямо на геморрой, по две-три минуты, не больше. И раз в месяц ко мне, на ректальное курение. Вам необходимо избавиться от кишечных паразитов и пробудить жизненные силы.

Доктор выписал рецепты, Иоганн Якоб заплатил за осмотр, и они распрощались, условившись встретиться в кафе через несколько дней.

Мастер снова пошел на площадь, в аптеку. В дверях он столкнулся с гусарским унтер-лейтенантом в щегольски надвинутой на лоб треуголке. Увидев Иоганна Якоба, военный взялся за шляпу с плюмажем, но вместо того чтобы снять ее в приветствии, надвинул на нос.

«Невежа. И зубы скалит», – с неприязнью подумал мастер.

Пухлый аптекарь как раз убирал на полку банку с наклейкой: «Liquor Mercurialis Swieteniae». Он повернулся к прилавку, заставленному каменными ступками с пестиками, деревянными коробками, пузырьками с пробками и пузатыми графинами, и приступил к работе над рецептами Иоганна Якоба. Сначала налил в бутылку воду рыжего цвета, потом взял пробирку и смешал в ней одинаковое количество жидкостей из двух реторт – потянуло спиртовым запахом. Заткнул пробирку и бутылку пробками. Взвесил горсть длинных острых листьев и завернул их в осьмушку бумаги. Наконец взял большую банку, в которой кишели голодные червяки-пиявки.

– Погодите, почтеннейший! А как я сам себе буду это делать?

– Этого я не знаю. Но если господин желает, за шесть крейцеров я ставлю пиявки в дальней комнате.

Иоганну Якобу ничего не оставалось, как согласиться, и аптекарь сейчас же поставил ему первую пару пиявок.

Дома мастер послал за едой, велел заварить сенные листья и весь оставшийся день делал графитом на бумаге наброски новых статуэток. Далеко в этом не ушел: дни еще были короткими. Один эскиз – продавца апельсинов – все же удалось закончить. Иоганн Якоб слукавил, когда говорил с Андреасом: ему совсем не надо было рисовать паренька с натуры – образ врезался в память, и рука уверенно выводила запомнившиеся лицо и фигуру. Мастеру даже казалось, что, дай ему глину и закрой глаза, руки сами бы вылепили Андреаса.

В воскресенье утром Иоганн Якоб решил просто пройтись по городу: ближайшая католическая церковь была в Мюнстере, в двух часах езды, и добраться туда не представлялось возможным. На Марктплац он встретил выходящих из кирхи доктора Флаха, его брата, Ринглера и других новых знакомых по фабрике. Но погулять не удалось: пошел снег, и он вернулся в гостиницу, где до вечера пролежал на кровати, глядя в потолок. А потом сработал сенный настой, и Иоганн Якоб смог записать траты за прошедшие два дня:

«10 января 1762 года:

Еда – 20 крейцеров

Кофе – 3 крейцера

Доктору Флаху – полталера

Слуге – полкрейцера

Аптека – 59 крейцеров, из них:

Зедлицкая вода – 24 крейцера

Гоффмановы капли – 18 крейцеров

Лист сенны – 7 крейцеров

Две пиявки – 4 крейцера

Аптекарю – 6 крейцеров

ИТОГО: 1 талер и 10 с половиной крейцеров»

6

В понедельник, когда Иоганн Якоб пришел на фабрику, только светало. Он любил работать в одиночестве. Правда, там уже были подмастерья; они жили внизу и вставали затемно, чтобы к утру замесить глину. Первым делом Иоганн Якоб очистил стол от вещей Геца, потом слева от себя положил эскиз фигурки, а справа – инструменты: подпорки, штамплики, гребни, лопаточки, стеки и трубочки. Достал любимый нож: с острым узким лезвием и стертой ручкой из палисандрового дерева.

Веснушчатый мальчишка, как было велено, принес два мокрых валика каолиновой глины, и Иоганн Якоб принялся за работу. Он взял один валик и, то врезаясь в глубину, то выводя лезвие ближе к поверхности, твердой рукой довел нож до середины валика. Верхний слой глины отпал, открыв волнистый обрубок, в котором мастер угадал черты своего будущего творения. Поворачивая утративший форму цилиндр, он кромсал и приминал глину со всех сторон, удаляя ненужное и превращая бесформенную массу в подобие человеческого торса с шариком головы наверху. Работа шла легко: глина из-под Хорнберга, которой пользовалась Людвигсбургская фабрика, отличалась пластичностью.

Мастер придал грубое подобие телесной формы нижней части глиняного валика, и рука с ножом уверенными движениями начала снимать все более тонкие слои, оставляя за собой на поверхности мелкие детали. Одни были созданы по вдохновенному плану мастера, другие же возникали стихийно, благодаря причудам свободного скольжения ножа. Мастер, как правило, их недовольно устранял, но иногда – с улыбкой – оставлял. Работал Иоганн Якоб быстро, и рыжему подмастерью, который с открытым ртом наблюдал за ним, казалось, что глина сама принимала образ, а пальцы и нож лишь помогали ей освободиться от ненужного.

Иоганн Якоб вздрогнул: он забыл вырезать Андреасу шляпу. Маленькая голова гордо сидела на длинной шее; излишков глины на ней хватало только на волнистые волосы, но никак не на шляпу-треуголку, которую он подарил парню. Отчаявшись, мастер готов был начать все заново, но тут его взгляд упал на комочек глины между левой кистью и туловищем. Его было достаточно, чтобы вырезать шляпу. Откуда взялся этот спасительный кусочек? Перед глазами Иоганна Якоба возник Андреас: юноша стоял, прижимая подаренную шляпу к бедру. Мастер забыл это, а рука с ножом помнила. «Ничего, – пообещал он своему герою, – на других фигурках будешь в шляпе!»

Движения Иоганна Якоба замедлились. Он перешел к более тонкой работе – спешка тут была ни к чему. Перед тем как провести ножом по глине, мастер уже присматривался к модели, прикидывал что-то в уме. Теперь он пошел снизу вверх: аккуратно вырезал Андреасу модные остроносые башмаки – такие парню бы понравились, – и стеком-палочкой, тонкой, как для ковыряния в зубах, выдавил на них веревочные завязки. Перешел к ногам; левую сделал гладкой, а правую надрезал под коленом. Тонкий слой глины отошел, как стружка, – мастер тут же поддел его стеком и уложил сверху на ноге. Сразу стало видно, что на юноше чулки, причем правый сполз. Спущенные чулки встречались и на мейсенских фигурках, но Кендлер просто выдавливал их в глине, что только усиливало кукольную неподвижность его созданий. Ножом и стеком Иоганн Якоб сформовал на колене тонкие полосочки-подвязки и перешел к штанам. Костяным гребнем с тонкими зубьями придал глине складки, края сгладил деревянной скалочкой-стеком. Так же,