Читать книгу - "И телом, и душой - Екатерина Владимирова"

Лена ошарашенно смотрела на нее.

— Да, — сглотнув, задумчиво пробормотала она. — Да…

А что было бы, если бы она не терпела все эти годы? Девять лет. Если бы возмутилась, воспротивилась, начала протестовать? Если бы не молчала, стала кричать в попытке достучаться до него, обвиняла и его тоже в том, что произошло? Если бы она хоть попробовала не упиваться своей болью, а вытянуть его на разговор? Им-то, может быть, и нужно-то было — просто поговорить!? По душам, открыто, откровенно, начистоту, не скрываясь и не шифруясь. Высказать все свои недовольства, банально взять листок и написать, кто и в чем был не прав, чтобы… проанализировать, понять, вникнуть в суть, осознать. Неужели можно было не доводить все до крайней точки разрушения? Неужели можно было все исправить и не вгонять друг друга в тот ад, который медленно, но губительно воздействовал на них, разрушая их?!

Неужели именно тогда она совершила ошибку?… Роковую ошибку, изменившую все и перечеркнувшую все ее мечты и надежды на счастливое будущее?! Вот эта… незначительность?! Ее… молчание!?

Лена, изумленно уставившись в пол, вдруг почувствовала головокружение и легкий подступ тошноты к горлу, желудок скрутило узлом, в ноги подкосились. Как-то тяжело дышать, и дурно, дурно… В голове звенит, виски пульсируют от избытка крови, а перед глазами казавшаяся зловещей темная вуаль.

Лена перегнулась пополам, наклонившись вниз всем телом. Сразу вспомнила, что она сегодня съела. На завтрак отварила себе кашу, запила чаем. Отчего же сейчас создается ощущение, что ее теперь вывернет от всего съеденного?! Как же плохо-то…

— Эй, Ленка, ты чего? — подскочила к ней тут же Тамара. — Плохо, что ли? Голова кружится? Живот болит?

— Да как-то… нехорошо мне, — пробормотала Лена, поднимая на ее извиняющийся взгляд.

— Та-ак, — протянула женщина, усаживая подругу на стул. — Ты что ела сегодня?

— Кашу варила, — проговорила та, ощущая, как от одного лишь упоминания об этом, у нее перед глазами стали вырисовываться кровавые круги. — А еще чай пила… — тошнота подкрадывалась незаметно, накатывая на нее волнами. — Отравилась, может? — проговорила Лена заплетающимся языком.

— Кашей?! — возмущенно воскликнула Тамара, глядя на подругу.

Лена промолчала, понимая нелепость этого предположения.

— Эй, девчат, а вы где все? — послышался у дверей мужской басистый голос. — Куда подевались-то?

— Закрыто у нас! — рявкнула Тамара, бросив раздраженный взгляд в сторону двери.

— Случилось, что ли, что? — послышалось в ответ любопытствующее восклицание. — Может, помочь?…

— Без тебя справимся, Семеныч! — крикнула Тамара в ответ. — Вот же, не отвяжется теперь, — посмотрела на Лену, тяжело вздохнув. — Пойду-ка обслужу его, ты тут пока посиди, может, отойдет?

Лена нашла в себе силы кивнуть, а Тамара, чертыхаясь себе под нос, скрылась.

— Ну, и чего тебе? — грубовато поинтересовалась она. — Сигарет? Хлеба? Пуд соли?!

— Тамарка, Тамарка, — защищаясь, выдавил мужчина, — ты чего?…

— Ничего, — огрызнулась она. — Давай говори, чего тебе надо! Настроение у меня плохое, что не видишь?!

Лена с трудом растянула губы в улыбке. Тамара есть Тамара. Сильная женщина, немного грубоватая, но добрая, никогда не бросающая слова на ветер. Жесткая и, наверное, бескомпромиссная, но отчаянная и верная. Многие ее считали резкой, да и Лене она такой поначалу казалась. Но это был золотой души человек, которому просто не досталось когда-то больше тепла, чем он того заслуживал.

Тамара очень помогала ей, когда Лена начинала работать в магазине. И именно тогда, наверное, они сдружились. Грубость и бескомпромиссность не смогла устоять перед ранимостью и хрупкостью.

Работа не всегда была тяжелой, скорее, муторной и трудоемкой. И в первый день отстоять на ногах весь день для Лены оказалось не совсем посильной задачей. Казалось бы, ну кто может прийти в их магазин в такой маленькой деревушке, как эта? Но нет, приходили. Сначала Лена подумала, что всему виной она — чужачка, горожанка, незнакомка, на которую просто грех не взглянуть одним глазком. Даже Тамарка смотрела на нее косо и, щурясь, словно говоря, что посетители пришли к ним по ее душу. И Лена, всем улыбаясь и всех приветствуя, вскоре поняла, как сильно у нее болят ноги. В тот день ей повезло сидеть всего пару раз, потому что каждые пять минут кто-то да забегал за какой-нибудь мелочью.

Работа ее спасала, даже, наверное, не работа, сколько общение. С Тамарой, с ворчливым Николаем, с покупателями, которые, к ее удивлению, уже через несколько дней стали ласково называть ее «Леночка».

Лена отметила, что здесь отношение к людям было совсем иным.

— Ну, Леночка, мне буханочку хлеба, как всегда, — говорили они, — да сахарку сегодня.

— А соль-то у вас закончилась, Леночка. Надо бы заказать…

— А вот эти конфеты я что-то не видела, как они, Леночка? А-то надо бы купить, попробовать…

— И маслица мне, маслица, Леночка. А-то решила рыбу жарить, мой карасей поймал, на мою голову, а масла-то и нету! Думаю, ну, у девчонок наших будет, пойду, схожу, все равно ведь недалеко!..

И Лена радовалась, она была счастлива, она жила полной жизнью, той, о которой и мечтать не смела.

Она справлялась. На работе, в окружении людей, которых почти уже считала своими друзьями. Они давали ей понять, что она нужна. Что она хоть немного, самую малость, но любима! И этого ей хватало.

А дома, когда она переехала к Нине Викторовне, было тяжело. Она боялась возвращаться туда, несмотря на то, что дом ей очень нравился. Она боялась одиноких ночей и рвущих надвое мыслей.

Они кружились в ней, давили, раздражали своим жужжанием, но не переставали ее мучить.

Она вновь и вновь возвращалась в прошлое. Туда, на месяц назад, когда все рухнуло. Она не могла об этом не думать. Она не искала ему оправданий, их невозможно было найти. Он взбесился, он обезумел, вот что она о нем тогда узнала. Это была его обратная сторона, а она была не готова видеть это в нем. На место апатии и разочарованию пришло какое-то дикое равнодушие, а потом — грубое и жестокое откровение, что все к этому и шло. И невольно в мысли врывались обрывочные воспоминания того, что девять лет назад, там, где был исток зла. Всего того, что потом медленно и целенаправленно стало уничтожать их.

Этого нельзя было исправить, изменить, переиграть, вернуться в тот момент, когда еще можно было что-то сделать. Взрыв все равно произошел бы рано или поздно. Бомба замедленного действия неминуемо должна была взорваться, уничтожая все то, что было между ними.

Она была виновата в этом или он? Оба!

Она провоцировала его своим поведением, безграничным терпением, когда он ждал от нее протеста, молчанием, когда ей нужно было кричать. А он провоцировал ее изменами, обвинениями и болью.