Читать книгу - "Барон. В плену твоих чар - Джоанна Шуп"

Уилл постарался не обижаться на сестру.

– Только попробуй продолжить, и я ни за что не стану баловать подарками своего племянника или племянницу.

– Так я тебе и поверила, – насмешливо бросила Лиззи. – Ты уже прислал столько подарков, что их хватит на шестерых детей. Кстати, Эмметт сказал, что, если родится девочка, огромную лошадку-качалку нужно будет отдать.

– Это нелепо. Он ведь уже хорошо тебя знает, верно? Трудно представить, чтобы твоя дочь хоть чего-нибудь боялась.

Лиззи вдруг резко остановилась – как раз перед портьерой, закрывавшей вход в их ложу – и приложила палец к губам. Уилл обернулся, и его брови нахмурились. Боже правый, у нее на глазах блестели слезы.

– Ты… ты плачешь?

– Это были самые замечательные слова, которые ты когда-либо мне говорил. – Встав на цыпочки, Лиззи чмокнула брата в щеку. – Какой ты у меня хороший!

К горлу Уилла подступил комок. Сестра часто говорила ему эти слова, и он считал, что ему повезло, ведь она не знает правды о родительском браке. Не знает об атмосфере страха и стыда, в которой жила их мать. Об отношениях Уилла и отца. О том, как часто ее старшему брату приходилось лгать, чтобы успокоить маленькую девочку, потерявшую обоих родителей.

Лиззи росла с верой в то, что их мать и отец жили в любви и согласии и были преданы друг другу, и Уилл со своей стороны старался ее в этом не разубеждать. Он скорее позволил бы отрубить себе руку, чем разрушил бы иллюзии сестры.

Они вошли в ложу Слоанов. Увидев жену, Кавано сразу же вскочил и перевел грозный взгляд с заплаканного лица Лиззи на Уилла.

– Что вы ей сказали?

Лиззи вытерла глаза.

– Успокойся. Уилл сказал нечто очень приятное, клянусь, – уж вы-то оба лучше, чем кто-либо другой, должны знать, что мне в последнее время хочется плакать по любому поводу.

Кавано расслабился и потянулся к жене. Большим пальцем он нежно провел по ее щеке, бормоча ласковые слова.

У Слоана не было ни малейшего желания наблюдать за этой умилительной сценой, поэтому он прошел дальше и занял свое место. Спектакль уже начался, и Уилл старался не поддаваться разочарованию, которое принес ему сегодняшний вечер. В конце концов, в его списке оставались три девушки. И еще до конца лета он будет помолвлен.

Шоу потерпело провал.

Иногда по понедельникам Эйве было трудно установить контакт со зрителями. Они не были готовы верить в ее способности и неохотно принимали участие в представлении. Однако благодаря обаянию Эйве всегда удавалось найти выход из сложной ситуации, вызывая у зрителей во время сеанса изумление и даже шок.

Однако в этот вечер расшевелить публику ей так и не удалось. Зрители не поддавались ее чарам. Эйва продолжала бороться, чувствуя, как у нее на лбу и верхней губе от напряжения выступают капельки пота. Из зала смотрели неулыбчивые, почти сердитые лица. Люди не желали принимать участие в обмене репликами, который всегда давался ей так легко.

Эйва отказывалась верить в то, что ее неудача связана с его присутствием. Едва началось шоу, как Уилл Слоан сел в первом ряду и, скрестив руки на груди, уставился на нее хмурым взглядом.

Господи, как же она ненавидела этого человека!

При нем она становилась… взволнованной. Нервной. Беспокойной. И не понимала, почему это происходит. Эйва встречала множество красивых мужчин – в Нью-Йорке их полным-полно, – поэтому ее тревогу нельзя было объяснить его привлекательной внешностью. Было в Уилле Слоане что-то еще, какая-то сила, вызывавшая у Эйвы странную реакцию. Его чары превращали ее в трепещущую дурочку.

Пора принимать решительные меры.

Незаметно для зрителей Эйва подала сигнал Мэтью, парнишке, который открывал и закрывал занавес, и тот потянул за два тяжелых провода, проходивших под тканью у нее за спиной. Делая вид, будто погрузилась в транс, Эйва стала размахивать руками в полумраке сцены. Женщина незаметно надела петли, имевшиеся на концах проводов, на небольшой столик, стоявший перед ней. Когда все оказалось на своих местах, Эйва еще раз подала Мэтью знак.

Провода натянулись, Мэтью стал вращать блоки, и стол начал подниматься, раскачиваясь над сценой. Толпа захихикала, и Эйве уже показалось, что она наконец завладела аудиторией, – но тут Мэтью остановился раньше времени. Одна из ножек стола вонзилась медиуму в палец ноги. От резкой боли слезы брызнули у Эйвы из глаз, и она хотела закончить шоу раньше времени.

В общем, ее сценический талант дал сбой. А на лице Уилла Слоана появилось самодовольное выражение, как будто он наслаждался ее страданиями. Эйва поспешила закончить выступление, едва дождавшись, когда в зале затихнут жиденькие аплодисменты, после чего ринулась за кулисы в свою гримерную.

Женщина сорвала с головы парик, сунула его в сумку и накинула на плечи пальто. Даже не удосужившись смыть обильный грим, она торопливо направилась к служебному входу, надеясь избежать встречи с Уильямом Слоаном, ждавшим ее у парадного входа. Выйдя в переулок, Эйва не останавливаясь застегнула саквояж и зашагала в сторону проезжей улицы.

Но не успела она сделать и пяти шагов, как услышала из темноты аплодисменты. Вот черт! Из тени, продолжая хлопать в ладоши, показался Слоан: котелок надвинут на лоб, под мышкой торчит трость черного дерева. Широкая улыбка превратила его лицо в нечто такое, отчего у Эйвы перехватило дух, а платье внезапно стало казаться удивительно тесным. Ей, хотя и с трудом, удалось стоически это перенести. Очень не хотелось, чтобы он заметил ее волнение. Бог его знает, возможно, и это тоже вызовет в нем злорадство. Ты ведь актриса, Эйва, лицедейка. Вот и сыграй.

– Благодарю вас, мистер Слоан. Так вам понравилось мое шоу?

– О да. Весьма занятно. Я все гадал, чем они станут в вас швырять – испорченными помидорами или гнилым латуком.

Она стиснула зубы. Не человек, а напасть какая-то. Невыносимый, испорченный тип, у которого слишком много свободного времени.

– Зачем вы здесь? Легче уберечься от тифа, чем избавиться от вас.

Эйва снова зашагала в сторону оживленной улицы. Там она в конце концов сможет затеряться в толпе.

– Я пришел, чтобы заключить с вами сделку.

Она увернулась от компании из нескольких крепко подвыпивших мужчин, которые, пошатываясь, двигались по Двадцать шестой улице. От них так разило спиртным, что Эйва помахала перед собой рукой, разгоняя тяжелый запах виски. Иногда она испытывала отвращение к этому городу.

– Меня не интересуют сделки с вами, тем более когда я поступаю правильно.

– Мы с вами топчемся на месте, и я уже начинаю терять терпение, Эйва.

Она резко обернулась к нему через плечо.

– Я не позволяла вам обращаться ко мне по имени.

– А мне неизвестно другое имя, кроме мадам Золикофф. Не забыли?