Читать книгу - "Глаза Клеопатры - Наталья Миронова"

Нина отнеслась к вопросу серьезно. Она тоже взглянула на фотографию, где Боги со стиснутыми кулаками готовился врезать по скуле плохому парню, а потом приставила ладонь ребром к своей длинной тонкой шейке.

— Вот смотри: ниже адамова яблока это не Терминатор. Выше адамова яблока это не Гэри Купер, не Кэри Грант, не Кларк Гейбл. Но ему не надо хлопотать лицом и суетиться. Сразу видно, что он настоящий мужик. Бунтарь-одиночка. Вот эти морщинки вокруг глаз, скептический взгляд, дубленая шкура… Словом, стоит ему появиться на экране, как он приносит с собой биографию. Целую жизнь.

— Ладно, убедила.

— А что, тебя надо было убеждать? Тебе не нравится Боги?

— Я перед ним преклоняюсь, — заверил ее Никита. — Мне просто хотелось понять, что в нем видят женщины. — «Хотя ты не рядовая женщина», — добавил он мысленно. — Посмотрим «Мальтийский сокол»?

— Нет, — решительно отказалась Нина, — я не хочу смотреть, как женщину сажают в тюрьму на двадцать лет.

— Но ее же не просто так сажают! Она же убийца!

— Все равно не хочу.

— Ну, тогда сама выбирай.

— «Сабрины» у тебя, конечно, нет…

— «Сабрины»? — удивился Никита. — Да ее по телику показывают раз в две недели! Тебе еще не надоело?

— То, что показывают по телику раз в две недели, — это ремейк. А оригинал снял в 1954 году Уильям Уайлер. Заглавную роль играла Одри Хепберн, а ее партнером был Боги.

— Я не знал, — признался Никита. — Виноват, исправлюсь. Ну а пока выбери что-нибудь еще.

— Вот. «Иметь и не иметь». Все-таки Хемингуэй. Да, и еще… Ладно, потом расскажу.

Они посмотрели еще одну трагически-безысходную историю. Никита потихоньку наблюдал за Ниной. Это было неизмеримо интереснее, чем страдания героев на экране. А она ничего не замечала, поглощенная страстью Хамфри Богарта к юной Лорин Бэколл.

Когда фильм кончился, Никита объявил, что пора ехать на рынок. Нина тотчас же подозвала Кузю. Песик как будто уже знал, что его опять с собой не берут: он шел понурившись, его обычно закрученный кверху хвост свисал между задними лапами.

— Идем, милый. Я отведу тебя домой. Сторожи.

— Он может остаться здесь, — предложил Никита.

— Нет, ему лучше там, где его привычный коврик.

— А он не будет… протестовать? Ну, грызть мебель или…

Опять Никите пришлось испытать на себе ее алмазный взгляд.

— Кузя прекрасно воспитан… в отличие от некоторых, — снисходительно заметила Нина. — А главное, он благороден. Нет, он не будет грызть мебель.

Она повела песика в соседний коттедж. В прихожей Никита опять надел на нее ветровку.

— Я думала взять зонтик…

— Ну вот еще! На рынке с зонтиком чикаться? Бери ветровку.

— А ты?

— У меня другая есть.

В его ветровке она походила на девочку, напялившую папину одежку. В эту ветровку она могла бы завернуться трижды. Но Нина мигом подвернула рукава, до предела затянула пояс, расправила капюшон, и ветровка стала ей почти впору.

— Что ты хотела рассказать? — спросил Никита, когда они сели в машину и тронулись.

— О чем? Не помню.

— Когда кино смотрели. Ты обещала что-то рассказать.

— А! Про Лорин Бэколл. Я о ней передачу видела. «Иметь и не иметь» — ее первый фильм. Она была совсем молоденькой, волновалась страшно, и у нее начинал непроизвольно дрожать подбородок. Она научилась сдерживать дрожь, глядя вот так, исподлобья, словно набычившись. — Нина показала, как это делала Лорин Бэколл. — А критики решили, что это у нее такой особенный пронизывающий взгляд. Фирменный взгляд Лорин Бэколл. И пришлось ей сохранить этот взгляд на всю жизнь, хотя подбородок больше не дрожал.

— Здорово! — рассмеялся Никита. — Вот уж и вправду не знаешь, из какого сора…

— Таких «историй» в истории искусства полно, извини за тавтологию. Вот, например, Шопен сочинил этюд для разработки левой руки, а мы считаем это великим явлением духа…

— Бах сочинял двухголосные инвенции как упражнения для своих учеников, — подхватил Никита, — а теперь их исполняют в концертах. Да, я тебя понимаю. Кстати, ты любишь Баха?

— Больше всех.

— Значит, мы могли бы сходить на концерт в Вильнюсе. Месса си минор.

— В Вильнюсе? Но это же далеко!

— Но сюда же ты добралась?

— Целый день тащилась на электричке, а потом еще на такси. Ну, допустим, туда мы доберемся. А обратно? После концерта возвращаться ночью? Наверное, уже и поезда не ходят.

— Есть другой путь. Самолет типа «кукурузник», — лукаво подмигнул Никита. — Летит невысоко.

— Да ну тебя! — шутливо отмахнулась Нина.

— Нет, серьезно. — Он въехал в город и притормозил у маленького ресторанчика. — Давай сначала сами заправимся, а потом на рынок.

Они вышли, нашли себе столик. Договорились, что обед будет легким. Главной трапезой этого дня должен был стать ужин с таинственным бифштексом по-суворовски.

— Нет, серьезно, — повторил Никита, когда они сделали заказ. — Все можно сделать иначе. Мы выедем на машине рано утром и будем в Вильнюсе к середине дня. Снимем номер в гостинице. Погуляем, пообедаем, отдохнем, вечером пойдем на концерт как цивилизованные люди. Переночуем, а на следующее утро отправимся обратно.

— А Кузя? — задумчиво спросила Нина.

— Предусмотрел. Мы его оставим у Алдоны. Это женщина, которая у меня убирает, — пояснил Никита.

— Ну, не знаю, — засомневалась Нина. — А это удобно?

— Никто его там не обидит, — засмеялся Никита. — Я их много лет знаю, и ее, и Йонаса, ее мужа.

— А когда концерт?

— Через две недели, даже с лишним. Двадцать четвертого. Вот афиша висит.

— А билеты? Мы сумеем достать билеты?

Настал его черед взглянуть на нее с чувством глубокого превосходства.

— Запросто. По Интернету закажу. И гостиницу забронирую.

— Ну ладно, — как-то неуверенно согласилась Нина. — Я никогда не слышала мессы си минор в живом исполнении.

— Значит, тебя ждет незабываемое впечатление. Ладно, пошли на рынок!

На рынке выяснилось, что Никита совершенно не умеет выбирать продукты. Он готов был покупать все подряд. Нина решительно отстранила его и взяла это дело на себя.

— Я буду выбирать, а ты будешь за мной носить штатив.

— Почему штатив?

— Это у нас так на фотосессиях говорят. Главное лицо — фотограф, а все остальные носят за ним штатив. Ну там, свет меняют, задники передвигают и все такое.

— Понял. Возьму на вооружение.