Читать книгу - "Поцелуй воина - Кэрри Лофти"

– Что случилось? Почему она связана?

Габриэль ответил не сразу. Ада с бесстрастным весельем смотрела, какой подыскивает ответ. Но язвительный смех в ее голове так и не обрел голос.

– Это для ее же блага, наставник. – Габриэль опустился на колени рядом с ней и откинул волосы с ее лица. Быстрым движением он развязал узлы на ее запястьях. – Фернан, дай ей одеяло.

– Не хочу я твое одеяло, – выплюнула она сквозь стучащие зубы.

Он растерянно выдохнул.

– Ты пойдешь в Епес пешком?

– Я не могу.

– Ты пойдешь, если не уступишь. И ты скажешь «пожалуйста».

– Я не буду просить.

– Тогда тебя впереди ждет долгая дорога. – Он взял у Фернана одеяло и протянул ей. – Что скажешь, inglesa?

Она откинулась назад и впилась пальцами в траву.

– Изверг.

Он стоял, его лицо было словно высечено из камня. Она закрыла глаза и вспомнила, как лежала на тюфяке дома, в Англии, как сушила пучки полевых цветов и развешивала их на потолочных балках. Когда опускалась ночь, она смотрела на плачущие в мерцающем свете очага тени. Когда возвращался солнечный свет, их приглушенные цвета напоминали яркость леса и жизни, которая ей не нравилась.

Но она отдала бы все, чтобы эта жизнь вернулась к ней. И дождь. Она так скучала по дождю.

Она не была дома больше года. А теперь и Джейкоб тоже ушел. У нее, терзаемой ненормальным послушником, не было никого и ничего.

Часть ее хотела уступить. Он помог бы ей пройти через самый трудный период воздержания.

Но та часть ее, что хотела помощи, была не такой шумной и сильной, как ее страстная жажда. Если Габриэль встал между ней и опиумом, значит, он ее враг. Он ее тюремщик. Монастырь в Уклесе, может быть, и рай на земле, но для нее он все равно станет тюрьмой.

– Габриэль, помоги ей.

Пачеко был не таким высоким, и, несмотря на возраст и авторитет, казалось, что он просит послушника об одолжении.

Сильные руки Габриэля подхватили ее. От жара его тела стало теплее. Ей ужасно хотелось прижаться еще ближе, держаться крепче – любое облегчение от надвигающейся внутри ее бури.

– Ну ладно. – Глубокий спокойный тембр его голоса, почти добрый, угрожал заставить ее заплакать. – Держись за меня. Хорошо. А теперь держись на ногах. Тебе нужно быть сильной. Епес довольно далеко для пешей прогулки.

Она споткнулась.

– Ты чудовище!

– Я помогаю тебе, понимаешь ты это или нет.

– Как? Заставляя больную женщину идти пешком?

– Излечивая болезнь, которую ты сама себе устроила. – Его широкая и мускулистая грудь загораживала солнце, блокировала мысли. – Я говорил тебе, в этом меня не остановить.

Задумчиво, она коснулась маленьких ножен на своем бедре. Ей нужно было почувствовать подбадривание холодного металла. Безопасность. Но ножны были пусты.

– Где мой кинжал?

– Я его забрал.

– Ты не можешь держать его у себя!

– Я больше не позволю тебе меня порезать.

Он поднял раненую руку и пригвоздил ее терзающим взглядом.

Ада побледнела. Тонкий разрез, покрывающийся коркой засыхающей крови, протянулся на половину длины его руки. Она коснулась его дрожащими пальцами, очень нежно. Он зашипел, но не дернулся.

Он заслужил то, что она сделала, – по крайней мере она пыталась убедить себя в этом. Но причинение зла ему, воплощению мускулистой плоти и силы, казалось оскорблением природы.

– Я все еще жду извинений.

Ада сглотнула.

– Этого ты никогда не дождешься.

– Мы должны ехать дальше, – сказал Пачеко. – Надвигается ночь.

Габриэль кивнул.

– Наставник, кто-нибудь пригнал повозку?

– Ее сожгли, а ослика забрали. – Он протянул Габриэлю полотняный мешок и сумку Ады. – Но мы сохранили почти все наши вещи.

Фернан, бледный, если не считать темных кругов под глазами, поднял брови.

– И где она поедет? Возможно, я бы мог найти место на моем седле.

– Она пойдет пешком. Похоже, дама предпочитает такой вариант. – Габриэль подошел к своей лошади и вскочил в седло. Он посмотрел на Аду, неумолимый и холодный. – А если ты откажешься, я не задумываясь снова свяжу тебе руки.

Пачеко покачал головой:

– Габриэль, ты...

– Наставник, пожалуйста. Если это мое послушание, позвольте мне продолжать так, как я считаю нужным, – до тех пор пока я действую в границах ордена. Поверьте, что я могу сделать это. – Он ждал. Они ждали. Даже торговцы из каравана и оставшиеся стражники наблюдали за спором. – Вы даете мне позволение продолжать, наставник?

– Да, Габриэль. Делай так, как считаешь нужным.

С ничего не выражающим лицом Габриэль повернулся к Аде.

– Ты пойдешь в Епес или останешься здесь с караваном?

У этого животного хватило хладнокровия, чтобы похитить ее под обличьем доброй воли священника, вырвать ее у тех удовольствий, которыми она наслаждалась.

Что ж, пусть будет так. Он станет отвлекать ее до тех пор, пока она не получит свободу, чтобы вернуться в Толедо. Тогда она свернет Джейкобу его идеалистическую шею.

– В Епес, – сказала она, мило улыбаясь. Промелькнувшая в его лице паника стала бальзамом для ее уязвленной гордости. – Веди, послушник.

Да, ей понравится стянуть его вниз, на землю. Он не тот, кем так старается быть, и она докажет это. Она заставит Габриэля де Маркеду нарушить все его драгоценные клятвы.

Они прибыли в Епес за час до наступления темноты. Никогда еще Габриэль так не радовался окончанию дня. Еще какие-нибудь сюрпризы, и он совсем потеряет почву под ногами.

Он посмотрел назад. Это движение он повторял настолько часто, что правую сторону шеи свело судорогой. Ада все еще шла за ними. Голова опущена, волосы как занавес на бледном лице, она устало тащилась с покорностью животного, которого ведут на убой. Тот факт, что она вообще шла, был доказательством продолжения ее сопротивления. Ее ноги тяжело переступали, руки безвольно болтались по бокам. Возможно, она рухнет и заснет, не в силах устроить новую стычку.

Как бы ему повезло.

Но вопрос, где она будет спать, терзал его все последние три часа. Спать одной – это не вариант для непредсказуемой обманщицы. Нет, она предсказуема. Она обязательно попытается сбежать.

– Габриэль!

Он обернулся. Пачеко и Фернан смотрели на Аду, лежащую на дороге. Габриэль соскочил с лошади и в мгновение ока оказался рядом с ними. Еще одна уловка. Своими невыносимыми выходками испытывала его терпение.