Читать книгу - "Бывший папа. Любовь не лечится - Вероника Лесневская"

протяжным выдохом. Кроха Назарка громче напоминает о себе, и теща спешит отдать его Наде. Мельтешит между нами, беспощадно рвет невесомую нить, которая связала нас на пару мгновений.

Возвращаюсь в суровую реальность, где мы с Надей всего лишь врач и пациентка. Прокручиваю большим пальцем кольцо на безымянном, убираю руки за спину.

- Ладно, не буду вам мешать, - отступаю назад. - Мой кабинет напротив.

Малодушно разрешаю себе в последний раз полюбоваться семейной идиллией матери с ребенком. Замечаю, как Назарка ладошками мнет ее грудь через ткань одежды, тычется носиком, как слепой котенок, ворчит недовольно.

Разворачиваюсь, дергаю ручку двери.

- Назар, - летит мне в затылок, пронзая голову насквозь. Мое имя в устах Нади превращается в смертельное оружие. Ей достаточно просто произнести его – и я готов исполнить любое желание.

- Да? – откликаюсь с надеждой.

- Я согласна, - твердо звучит. - Я не хочу жить наполовину. Я готова остаться и побороться за себя. Я буду очень стараться, обещаю.

С трудом подавляю победную улыбку. Узнаю свою Наденьку, стойкую и несломленную. Феникс, возрождающийся из пепла. Все у нее получится, а я помогу.

- Понял, - стараюсь не выдавать своего ликования, чтобы не спугнуть ее. Говорю деловито и ровно. - Хорошо. Завтра начнем, а пока отдыхай.

Буквально выталкиваю себя в коридор. Скрывшись из поля зрения Нади, прижимаю руку к груди. Все еще давит. Не сердце, нет, а просто мотор, но и он дает сбой.

В кабинете закидываюсь лекарствами. Некоторое время сижу в кресле неподвижно, жду, пока подействуют.

Отпускает. Так-то лучше. Не хочу отвлекаться на себя. Не сейчас.

Остаток дня присматриваю за женой на расстоянии. Слежу по часам, когда теща забирает ребенка домой, прощаюсь с сыном взглядом, и мне кажется, что он замечает меня через узкую щель в двери. А может, просто хочется на это надеяться. Ближе к вечеру проверяю, чтобы Надя не пропустила ужин. Преследую ее, как тень.

Заглядываю в палату после отбоя, в полумраке различая очертания маленького женского тела на просторной специализированной койке.

Не верится, что она поддалась и осталась.

Первый, самый сложный шаг сделан. Дальше мы справимся. Вместе.

Оставляю обе двери приоткрытыми, а сам работаю до поздней ночи. Воодушевленно, самозабвенно. Ради нее. Ради них. Мое жалкое существование вновь обретает смысл. Огонек в солнечном сплетении разгорается сильнее.

Оживаю.

Но все обрывается внутри, когда из Надиной палаты доносится полный паники, истошный вопль.

Глава 7

Надежда

- Какая ты красивая, - прижимаю к груди новорожденную дочь. Шевелю губами, но не слышу собственного голоса, изо рта вырываются лишь сиплые хрипы, сознание плывет. Но я уверена, малышка понимает меня. - Папочка тебя полюбит, как только увидит. Забудет все, что говорили нам врачи. Обязательно полюбит. Ведь ты родилась такой похожей на него.

Черты детского личика размываются. Сверток, лежащий на мне, стремительно тает. Врезаюсь пальцами ворох пеленок, внутри которых больше никто не копошится. Лишь тряпки. Гора лоскутков и рваных клочьев. Но следом и они исчезают.

Пусто. Холодно. Одиноко.

В горле спазм. Легкие заключены в стальные тиски. Больно так, что нечем дышать.

- Назар, - безмолвно кричу. – Помоги, Назар. Ее забрали, - повторяю, не издавая ни звука, будто внезапно онемела. – Нашу девочку забрали у нас.

Ощупываю себя дрожащими руками, не в силах ни встать, ни развернуться. Взгляд устремлен в белоснежный потолок, прямо на яркий операционный светильник, а тело приковано к постели. Трогаю грудь, ребра, живот.

Ищу моего ребенка...

В солнечном сплетении загорается огонек. Опять чувствую на себе жар крохотного тельца. Пальцы натыкаются на детское плечико, и я бережно накрываю ладонями спинку младенца, животиком прижатого ко мне.

По соседству с болью поселяется надежда. Будто сердце разделили – одну половину истерзали, порезали на части и оставили разлагаться, а во второй теплится жизнь и пульсирует кровь, напитывая тело, исцеляя душу.

- Назарка, малыш, - плачу, обнимая сына. Держу его крепко, а меня трясет как в лихорадке. – Я тебя не потеряю. Сыночек, - пытаюсь приподняться и поцеловать его в макушку.

Губы обдает прохладой, сквозняк бьет по лицу наотмашь. Двери нараспашку - понимаю это по зловещему скрипу, заглушающему тихий детский писк. Хочу спрятать младенца в объятиях, чтобы не продрог и не простудился, но хватаю пальцами воздух.

- А-а-а!

Панически стискиваю пустоту в кулаках.

Где же он? Где? Мой сын…

- Назар, пожалуйста, - вновь зову мужа, комкая в руках постельное белье. – Верни мне детей, - содрогаюсь в истерике. – Наза-а-ар! – зажмурившись, ору что есть мочи.

Голос наконец-то прорезается, и я слышу свой дикий вой. Сама его пугаюсь. Так воет волчица, потерявшая потомство. Протяжно, тоскливо, надсадно.

- Надя, - доносится отдаленно и мягко.

Назар склоняется надо мной. Ничего не вижу, будто вмиг ослепла, но чувствую, что это он. Судорожно впиваюсь пальцами в лацканы его халата, тяну на себя. Царапаю шею и плечи, то ли защищаясь, то ли цепляясь за него, как за спасательный круг.

- У тебя нет детей, Надя, - летит мне в лицо морозно и хлестко. - И никогда не было. Прими это, - ледяное равнодушие в грубом баритоне добивает меня.

- Неправда, - вскрикиваю сквозь злость и слезы. – Ты лжешь. Вы все меня обманываете.

– Успокойся, я здесь, Наденька, - последняя фраза звучит гораздо теплее и добрее, будто со мной рядом два разных человека. Ненавижу обоих!

Ничего не имеет значения, кроме моих детей…

Нет, одного ребенка.

Дочери больше нет. У меня остался только сын.

Пробираюсь сквозь вязкую тьму ночного кошмара. И не могу! Застряла где-то на пограничье, где сливаются сон и реальность. Неистово брыкаюсь в сильных мужских руках. Мычу, постанываю, плачу. Связки надрываются – и я перехожу на сдавленный хрип.

- Назар, верни их! Ты же все можешь. Верни! – повторяю как заведенная. Не осознаю, что происходит.

Вспышка света бьет по глазам. Прячусь от нее в объятиях мужа. Уткнувшись носом в его бешено вздымающуюся грудь, конвульсивно всхлипываю.

- Тише, Наденька, я рядом, - шелестит над головой. Приятный жар прокатывается от макушки к виску, рваное горячее дыхание касается уха. – Очнись, милая, все хорошо. Дыши глубже, - затылок поглаживает широкая ладонь, зарывается в липкие, влажные волосы.

- Где мой сын? – вяло тяну, постепенно просыпаясь. - Где он?

Дыхание выравнивается. Пальцы, сцепленные на одежде Назара, расслабляются, выпуская смятую ткань. В глотке