Читать книгу - "Развод и прочие пакости - Татьяна Рябинина"

давить в себе солистов. Учимся-то мы в первую очередь сольной игре, воспринимая оркестр своего рода повинностью. Так и говорят: мол, концертирующие солисты – это каста небожителей. А я изначально была именно оркестранткой, с музыкальной школы. Даже когда играла соло. К тому же концертмейстер – это еще и администратор, и педагог для взрослых деток, уверенных, что они звезды и сами знают, как надо. В общем, тот еще гемор.

По итогу, увольнять меня Антону было невыгодно. Все равно что стрелять оркестру пусть не в голову, но в ногу точно. А зная, что сама я не уйду, он просто будет отравлять мне жизнь всякими мелкими пакостями. Перманентно.

У бронтозавра, Антоша, шкура мощная, я перетерплю. Это сейчас ты застал меня врасплох, а дальше я уже буду готова к тому, что каждую минуту от тебя нужно ждать какой-нибудь гадости. Может быть, так даже и лучше. Давай, жги. Чем больнее мне будет сейчас, тем быстрее все выгорит.

Собрание закончилось. Уже завтра после репетиции меня ждало занятие с группой. Общая читка – то, что большинство музыкантов не любят. Но тут я была непреклонна: никаких «посмотрю дома». Разбираем все вместе, а потом уже работайте сами хоть до посинения. И только когда все группы по отдельности прогнали свои партии, начиналась общая работа. В каких-то оркестрах схема могла быть и другой, но у нас – только так.

Выйдя из здания с футляром и пакетом нот, я свирепо чертыхнулась. Опять забыла, что надо вызвать такси. Достала телефон, и, разумеется, свободных машин поблизости не оказалось. Десять минут – «комфорт» за конские деньги. И ничего не поделаешь, придется.

- Подвезти?

Громов, ты что, теперь везде? Если специально меня караулишь, то не стоит. Тем более ты не один.

- А ты чего до сих пор здесь?

- Насчет сборника договаривался, - поправив на спине футляр, он достал из кармана ключи от машины.

Наших часто приглашали для выступления куда-то на сторону. Антон не всегда разрешал, потому что обычно это означало как минимум пропущенные репетиции. Но приютившему нас Дому музыки отказывать было не с руки. Здесь постоянно проходили и сборные концерты, и сольные выступления.

Ломаться я не стала. Хочет – пусть везет. Но честно предупредила:

- Мне в жопу географии. На Полюстровский.

- Ну, это не самая страшная жопа, - возразил Громов. – Мне все равно в ту сторону, поехали.

Глава 13

Ехали молча. Для фона хватало «Европы-плюс» и унылого бубнежа Оксаны из навигатора. Я занималась тем, что жевала обиду и мысленно оплакивала «Гусарский полонез», начальные такты которого крутились в голове, перекрывая радиопопсу. Картинка за окном способствовала. Когда-то Дед получил от своего суперсекретного НИИ отличную двухкомнатную квартиру, но в одном из самых унылых и депрессивных районов. Конечно, я не променяла бы ее ни на что и ни за что, но каждый раз, переезжая через Неву, невольно испытывала точечный приступ тоски и мизантропии.

Однако на этот раз приступ был вовсе не точечным. И в какой-то момент мне явно не удалось справиться с лицом, потому что, остановившись на светофоре, Громов повернулся ко мне с четким вопросом. Я так и услышала: «Проблемы?» И ответила, хотя вслух этого не прозвучало:

- У меня сейчас одна проблема – Марков.

- Понимаю, - кивнул он. – Развод – это всегда погано. Независимо от причины. Как будто говна наешься.

- Знакомо?

- Плавали, знаем.

А кстати, развод же. Я собиралась после собрания сказать Антону, что подам заявление через Госуслуги. Чтобы подтвердил выбранную дату, когда получит сообщение. Но он так выбил меня, что обо все забыла.

Дико хотелось пожаловаться. Просто перло изнутри. Может, небо послало мне Громова именно для этого? В качестве плакательной жилетки?

- Дембского выкинул из репертуара, - сказала на грани всхлипа. – Из нового. Антон. А я так хотела сыграть. Давно просила, а он не хотел. Уломала. И вот теперь выбросил.

- Дембский? – Громов наморщил лоб. – Это что? То есть кто? Не слышал.

- Польский композитор. Современный. Сейчас найду.

Я порылась в плейлисте на телефоне и включила полонез.

- Мощно, - оценил он, дослушав до конца. – Роскошная вещь. И что, назло тебе выбросил?

- Ну а как еще понимать? «Играть не будем, - передразнила я Антона. – Я так сказал».

- Жаль. А ты можешь мне скинуть? Я сестре отправлю. Это же полонез, да?

- Да, - удивилась я. Он хоть и музыкант, но далеко не все музыканты могут по ритмическому рисунку определить танец. Точнее, мало кто может, если это не вальс или танго.

- Она ведет студию бальных танцев, - пояснил Громов. – Исторических. Я как-то с ней ездил в Краков на фестиваль. Не представляешь, насколько круто. И атмосферно. Как будто реальный бал в замке. У меня даже фотки остались. Черт, как же это называлось-то? А, ходзони зе свецон, как-то так, мне точно не произнести. Дословно пеший со свечой. В смысле полонез пеший. Их по-разному танцуют. Свадебный может быть и со свечами, и с факелами, и с кружками пива – хмелевый полонез.

- Интересно, - я даже улыбнулась, хоть и кривовато. – У нас прямо подпольный кружок любителей полонеза. У тебя воцап есть? Телефон продиктуй, скину.

Он продиктовал телефон, я забила в контакты, нашла его в воцапе и отправила запись. Только хотела закрыть, как свалилось сообщение от Антона.

И какого хрена тебе еще надо, интересно?

«По Дембскому проблемы с авторскими. Поэтому и не берем».

- С-с-сука! – прошипела я сквозь зубы и то ли рассмеялась, то ли захныкала. И прочитала сообщение вслух.

- А можно для дураков пояснить? – попросил Громов.

- Если произведение не перешло в общественное достояние, за каждое публичное исполнение нужно делать отчисление автору или его наследникам. Оформляется это через РАО*. И раньше с зарубежными авторами было здорово геморно, а в нынешних реалиях и подавно. Не знаю, сам ли Дембский не дал согласия или технические проблемы, но не суть. Суть в том, что Марков мог это сказать на собрании. Но нет. Прозвучало как «умойся, Ира». Типа ты хотела – обойдешься, все решаю я.

- Ну тут ничего странного как раз нет. Обычная схема. Я тебя обидел – ты обиделась – я обиделся, потому что обиделась ты.

- Да, пожалуй, - согласилась я. – Это натура, ничего не поделаешь.