Читать книгу - "Амиру - Наталия Романова"

укачивает его, играет с ним, гладит по маленькой головке, целует. Если бы Соня знала, она бы не выпускала Ваню из рук никогда. Она бы никуда не поехала. Она бы не брала телефон. Она бы выгнала Амира… Амира…..

Потом, когда не стало Вани, не стало Марата, мир для Сони и вовсе перестал существовать. Ее уговаривали вернуться в институт, но все, что делает Соня — это смотрит в стену или в другую стену, иногда её удается накормить, иногда её заставляют выйти на улицу. Соня не говорит, иногда, крайне редко, Соня даже не подходит к телефону, она боится телефонных звонков, хотя теперь-то чего бояться…

Соня не плачет. Никогда.

Однажды Соню за руку, как восьмилетнего ребенка, привели в какую-то компанию, где молодой мужчина, представившись Антоном, пригласил Соню танцевать. Она не умела танцевать, не хотела и не могла, она смотрела в стену. Антон предложил просто постоять под музыку, взял безвольную, прохладную руку Сони и медленно вел в танце.

Ритм быстрее, но Антон ведёт медленно, бережно, шепча «какое чудо», «изящное чудо» «где же тебя прятали, чудо». Антон проводит рукой по спине Сони, тихо — тихо шепчет: «Пошли со мной», — и Соня идет. Соне, в общем-то, всё равно, кто он и почему он шепчет «чудо», ведь её чудо умерло, а Соне осталась стена или другая стена.

Антон привёз её к себе, где включил музыку. Странно, она раньше не слышала этой мелодии, Соня понимала, зачем она тут, понимала, для чего эти плавные покачивания в такт мелодии, для чего эти осторожные касания и этот невероятно деликатный поцелуй. Соня отдалась странному зарождающемуся у неё внутри чувству. Это чувство приятное, теплое, уводящие в несознательное. Соне нравится. Соня плывет на волнах этой странной, красивой музыки, в руках этого взрослого мужчины и просто не думает.

Не думать — хорошо. Не дышать — хорошо. Не вспоминать — хорошо.

Антон был нежным, деликатным, Антон научил её многому из того, о чем Соня не имела представления. Он шептал: «Софи, теперь ты будешь Софи», — и целовал плечо, глядя через зеркало в глаза Сони. Он целовал руку, легко, слегка касаясь губами. Он привозил красивые платья. Но Соне не было дела до этих платьев. Антон шептал, вкрадчиво: «Красавица, ты — чудо, Софи, посмотри на себя», — держа её за плечи перед огромным зеркалом в старинной раме, удерживая свой взгляд на глазах Сони.

Она узнала, что есть «Шанель», что помада «Ланком» идеально ложится на губы… На ее тонких запястьях — звенящие браслеты, её обувь всегда только на высоком каблуке, её одежда подчеркивает её достоинства, а недостатков будто и вовсе нет.

Он показывал ей, что значит чувственность, рассказывал, что значит сексуальность, он научил Соню наслаждаться, научил дарить наслаждение, научил жить этим наслаждением.

Он шептал:

— Совсем не обязательно думать, что ты обязана быть только со мной, а я только с тобой.

— Софи, мы свободные люди, Софи, ты чудо.

Ей нравилось — не думать.

Она часто проводила время отдельно от Антона, а он от неё, но он всегда возвращался к ней, а она к нему.

Ей нравилось — не вспоминать.

Она не придавала значения запаху чужих духов на рубашках Антона.

Ей нравилось — не дышать.

Когда он заметил, что Соня ночью не спит, а днем ходит полусонная, у Сони появились таблетки «для сна» и «коктейль, чтобы проснуться». Соня становилась красавицей, удивительной красавицей.

У Сони были стеклянные глаза.

Она не думала. Не вспоминала. Не дышала. Это было хорошо.

Соня восстановилась в институте и вышла на работу, это оказалось совсем несложно. Вкрадчивый голос Антона и связи мамы помогли. Соня хорошо училась, ей всё давалось с легкостью, о которой многие её сверстники могли только мечтать. Память, отлично натренированная книгами, давала о себе знать, ей не составляло труда выучить, понять, запомнить. На работе Соню ценили — она была сосредоточена, она не опаздывала, не подводила, не путала. Большинство её сверстниц погрязли в любовных переживаниях, но не Соня. Большинство её сверстниц были по уши в проблеме финансов, но не Соня. У Сони не было любовных переживаний, не могло быть. У Сони не было финансовых проблем, не могло быть. У Сони был Антон.

Через какое-то время мама стала давить на Соню, что пора бы уже и «честь знать», что пора бы уже «узаконить отношения». Но Соне не хотелось узаконивать отношения, впрочем, как и знать честь. И Антон в один день перевез Соню к себе, благо большая часть вещей уже находилась в его квартире на Васильевском острове, с потолками под 5 метров и вторым этажом, пристроенным специально для комнаты Сони. Антон уважал личное пространство Сони, уважал ту кипу книг, которые появились в его доме вместе с Соней, уважал её молчание, уважал изысканную, как он говорил, красоту Сони.

Уважал и использовал.

Соню это не волновало, ей хватало того, что Антон уважал её пространство, её книги и её желание Не дышать.

Амир

Жизнь преподносит сюрпризы. Я родился и вырос на Урале, никогда и не помышлял о другом месте для жизни. Жена моя, Назира, выросла в центре России. В итоге мы оказались в Москве, я — учась и работая. Назира, как ей и положено, занимаясь детьми.

По работе мне нужно было часто ездить в город Сони. Увидев её один раз, я решил остановиться на этом.

Соня была Софи. Софи была слишком красива. Её ноги были слишком стройными. Ее взгляд — слишком стеклянным. Она была слишком Соня. Соня, которую я хотел. Хотел любым из известных мне способов. Здравый смысл мне говорил, что от Сони не стоит ждать ничего хорошего, я сам видел, как она отымела этого мальчика, едва ли совершеннолетнего, точно видевшего ее в первый и последний раз. Здравый смысл мне говорил, что Соня опасна. Все мое существо говорило, что хочет Соню и ему плевать на опасность. Я решил слушать здравый смысл.

В одну из поездок в город Сони, обещая себе не звонить ей, я выхожу на перрон и первое, что вижу — Соню. Мою Соню. Как оказалось, она кого-то провожала и теперь просто стояла на перроне, пережидая толпу. На Соне шубка. На Соне шапка и варежки, почему-то варежки меня веселят. Право слово, в такой-то шубе, на каблуках по гололеду и в варежках. У Сони стеклянный взгляд, но её запястье в моей руке — горячее, и ее шепот адреса — реальный. Я решился прийти к Соне.