Читать книгу - "Семейный стриптиз - Оливия Голдсмит"

– Нам нужно поговорить, Клинтон.

– Опять?

– Боюсь, что так, – отрезала Джада. Как только авто­бус с детьми отъехал от ворот, она закрыла дверь на кухню и принялась драить плиту. Хотелось бы знать, как давно Клинтон брался за тряпку и чистящий порошок. – Боюсь, что так, – повторила она, хотя страха не испытывала ни на йоту. Джада была в ярости. Слишком далеко он зашел. Слишком много грязи тащит в дом.

Джада давно подозревала, что Клинтон временами по­глядывает на сторону. Она старалась не думать об изменах мужа, даже когда доказательства в буквальном смысле вопили об истине. Помнится, еще в Армонке одна томящая­ся бездельем дамочка, заказавшая Клинтону бассейн за двести тысяч баксов, названивала потом по пять раз на дню. Так же обрывала телефон и жена чернокожего режиссера звукозаписи, безо всяких оснований возомнившая себя певицей. Но Джада тогда решила не обращать на них внимания, раз уж интрижки на стороне не мешали Клин­тону ни деньги домой приносить, ни детьми заниматься, ни жену любить. Он ведь мужик, в конце концов; ни у одного недостанет сил отказаться, если баба сама себя предлагает.

«Давно это было», – со вздохом подумала Джада. Все у них тогда было хорошо, дети еще не подросли, и она могла себе позволить заниматься только малышами и домом. Теперь ее жизнь состоит из работы в банке днем и уборки вечером. Целыми вечерами она только и делает, что на­крывает на стол, собирает грязное белье, раскладывает по полкам чистое – а потом все по новой. Клинтон же день-деньской валяется на диване перед телевизором, крутит любовь с новой подружкой, а в редкие свободные от безде­лья минуты следит, чтобы ребятишки не спалили дом. На свою жизнь Джада не жаловалась: ради семьи она и не на такое была готова. Но ее брала злость за то, что Клинтон творил со своей жизнью. А ведь минимальных перемен было достаточно, чтобы им обоим стало гораздо проще. Да и смысла в этом существовании стало бы куда больше.

– А тебе разве на работу не надо? – переминаясь с ноги на ногу, как нашкодивший школяр, спросил Клин­тон.

– Нет. А в чем дело? Гостей ждешь? В таком случае по­зволь прибраться к их приходу.

Она вытерла стол. Даже теперь, после стольких лет брака, Джаду неизменно удивляла способность Клинтона наблюдать, как она что-нибудь делает, и даже не заикаться о помощи. Типичный отпрыск матери-разведенки, иначе не скажешь! Впрочем, это мелочи; Джада давно была выше подобной ерунды. Много лет назад они с Клинтоном дого­ворились, что их дети, в отличие от двух предыдущих поко­лений Джексонов, без отца не останутся. А вот это уже да­леко не ерунда.

Ну а что касается помощи, Джада не сомневалась в том, что ее супруг из «берущих». Как и большая часть так называемого сильного пола. Человечество делится на «да­ющих» и «берущих», как на блондинов и брюнетов, и ни­чего тут не поделаешь. Шавонна, как ни печально, тоже из «берущих». Кевон – пока – в этом больше похож на мать, предпочитает отдавать, а не брать. Суть в том, однако, что в начале совместной жизни с Клинтоном Джаде отдавать нравилось. Нравилось ощущать себя нужной и полезной. Клинтону было нужно, чтобы о нем заботились, а Джаде, похоже, было нужно быть нужной. Однако всему есть пре­дел.

Клинтон начал катиться под гору вместе со своим биз­несом и с тех пор даже не пытался затормозить, методично сдавая позиции. Сначала перестал приносить деньги, затем перестал искать работу, чуть позже отказался от тре­нерства в «Младшей лиге» и забросил обустройство дома. Мало того, он давно забыл о необходимости выносить мусор – обязанности, которую Джада считала одной из основных для женатых мужчин.

Брак родителей никак не подготовил Джаду к подоб­ной ситуации. Ее мать и отец любили и уважали друг друга, и оба были страшно разочарованы тем, что дочь вышла замуж за чернокожего американца. Джада родилась в Нью-Йорке, но родители к Америке так и не привыкли, только Барбадос считая своим домом. «Уж эти американцы! Вы­брось их из головы. Все они слабаки», – твердил отец. «Безнравственные люди», – вторила мама. Джада подсме­ивалась над старомодностью родителей и корила их за явно предвзятое отношение, причем к черным даже боль­ше, чем к белым. Однако с течением времени в душу ее все чаще закрадывались сомнения: а вдруг родительская оцен­ка оказалась точной? Пусть не американского народа в целом, так одного его представителя – Клинтона, в частности? Джада надеялась, что ее семейная жизнь наладится; уж очень не хотелось сообщать родителям грустные новос­ти. Насчет всего чернокожего населения Америки она ут­верждать бы не стала, но ее собственный муж и впрямь оказался слабаком, не страдающим от избытка нравствен­ности.

В начале их отношений существовал определенный ба­ланс между желанием Джады отдавать и умением Клинто­на делать деньги. Да и великолепный секс добавлял равновесия. Увы, все это было в прошлом. За последние пять лет Клинтон не заработал ни цента, а любовью они не занима­лись без малого три года за единственным исключением на Рождество, когда оба хватили лишку, потеряли голову и в результате получили Шерили. К тому времени Джада уж и забыла, что такое секс, соответственно и о защите не по­думала. Сама мысль о том, чтобы уничтожить собственное дитя, ей была невыносима. Джада молилась день и ночь, и всевышний внял ее мольбам: Шерили – прелестный ребе­нок, тихая и светлая, как солнечный лучик. Даже Клинтон поначалу демонстрировал восторг и кипучую деятельность. Но надолго его не хватило, и месяц назад он вдруг расска­зал ей о своем новом романе, чего раньше никогда не делал.