Читать книгу - "Поскольку я живу - Марина Светлая"

Счастье – это отсутствие горя. Так говорила когда-то мама. Это когда не болеют дети и когда не уходят в одиночестве старики. Счастье – это то, чего и не увидишь за мельтешащими частоколом днями с их хлопотами и заботами.

Они справлялись со многим.

Они записали новый альбом. Для нее, под нее. Ее. И, по сравнению с рейтингом «Меты», их личный рейтинг не вырос до небес. Лэйбл почему-то не бросился их раскручивать, отговорившись неформатом. Для Ивана с его манией величия это стало неприятным событием, но творческого кризиса за собой не повлекло, тем более, их «l'eternite», потихоньку покорял интернет-пользователей и все же просочился на радио, пока Ванька активно искал, чем заняться, наверное, впервые в жизни почувствовав вкус свободы. Сложно, но преодолимо.

Им пришлось объясняться с близкими и заново искать точки соприкосновения. Мало-помалу с безопасных тем, как с отмелей, заходя все глубже и глубже. С матерью было трудно. И сейчас еще трудно – всякий раз через преодоление раскрываться заново. И если бы Ванька первый не протягивал руку, она не знала, как справилась бы. Он учил ее прощать тех, кто ищет прощения. Прощать – сложно. Но преодолимо.

С Ваниным плохим настроением Поля заново познакомилась к весне, когда он стал замыкаться в себе, делаясь молчаливым и мрачным, и в любое время суток запирался в ванной, чтобы поговорить по телефону. Полина страшно боялась этих звонков – и спрашивать тоже боялась, лишь замирая у двери и прислушиваясь к его тревожным интонациям. Он оградил ее от общения с Милой, но в том, что эти звонки связаны с ней, Поля не сомневалась, пока однажды, спустя целых два дня его метаний, не рискнула. Она ведь обещала ему рисковать – если с ним. Занырнула поглубже, потребовала ответов, преодолела сопротивление, припомнила обещанное «навсегда», чтобы узнать, что Мила влезла в долги и продала квартиру. В апреле ее разбил инсульт. На сей раз уже по-настоящему. И, в очередной раз спасая ее, Ваня учился прощать тех, кому никакое прощение не нужно. Сложно, но преодолимо.

А еще очень скоро Полина обнаружила, что к порядку он так и не приучился. Напротив, бардака в его голове и вокруг него, кажется, стало еще больше, чем раньше. Или тогда, в юности, она попросту не замечала? Раздражаясь всякий раз, когда находила его заброшенные куда попало вещи, она громко возмущалась и призывала выработать в себе привычку в ее доме соблюдать правила. Ванька подошел к вопросу радикально и так, что она и оглянуться не успела, как жилплощадь у них образовалась общая, чтобы правила тоже были общими. Сложно, но преодолимо.

Особенно, когда уплетаешь на завтрак приготовленные им сырники. Готовил он почти так же талантливо, как пел. И лишь самую малость хуже, чем целовался.

Все эти неурядицы на ее личные показатели счастья никак не влияли. Оно жило внутри, а не снаружи. И потому сейчас, сидя на пляже, подставляя лицо ветру и улыбаясь тому, что она снова на светлой стороне, Поля задавалась вопросом, можно ли быть еще счастливее. И точно знала, что можно.

Сегодня вечером, когда Лёнька заночует у бабушки, а они останутся одни в своем коттедже, она подарит свой свет Ваньке и вновь наполнится им сама – еще больше, чем в эти минуты.

Поля открыла один глаз, нашла взглядом мальчишек, плескавшихся в воде – большого и маленького, и, приложив всю свою фантазию, представила рядом третью фигурку. Задавала себе извечный вопрос: мальчик или девочка?

- А какая разница! Правда, Карамба? – с улыбкой сказала она притихшему, наконец, коту и стряхнув с себя мечтательность, крикнула: - Выходите, а то станете синими, как на’ви[1]!

Сегодня они были на редкость послушными. Второй раз требование повторять не пришлось. Купание закончилось в считанные минуты и, по-собачьи отряхиваясь, Иван выбрался на берег, волоча за собой Лёньку, который копировал его движения.

Они подошли к лодке, Ваня быстро растер пацаненка собственной футболкой и, стащив с него мокрые трусы, шорты надел на голое тело.

- Не будем шокировать Татьяну Витальевну, - прокомментировал он сие действо и, вручив Лёне его майку, повернулся к Полине, легко ей подмигнув. Вряд ли что-то могло шокировать Зорину-старшую сильнее, чем вид мокрого, хоть выжимай, продрогшего Ивана, решившего окунуться поздней осенью. Но представлять пред ее очи внука в некондиционном виде, пусть и летом, – риск неоправданный.

- Не скучала? – зачем-то спросил он, принявшись одеваться. 

- С твоим котом не соскучишься, - отозвалась она.

- А если серьезно?

- Скучала, - Поля оттолкнулась от лодки и прижалась к Ивану. – Очень.

- Я тебя намочу, - шепнул он, но даже не подумал отстраниться, устроив ладони на ее талии. Пока еще идеально тонкой.

- Ну если уж искупаться мне не удалось…

- Прости, я не подумал, что он запросится.

- Поехали, - усмехнулась Полька. – Мама уже два раза звонила. Забирай весь зоопарк – и поехали.

Иван поднял голову и громко позвал Лорку. Тот потрусил к ним. И уже спустя несколько минут, выбравшись из своего маленького закутка, ставшего центром их мира в тот вечер, они отправились дальше по основной улице Затоки.

И пускай о самом главном ему еще не было известно, осознание абсолютной правильности происходящего накрывало Полину с головой, едва она бросала на него взгляд.

Третий сонет из их общего на двоих альбома, неожиданно заигравший на радиостанции, едва они тронулись.

В переноске – отъевшийся ободранный кот, определенно ненавидевший ее и способный на любую подлость в припадке ревности.

Лорка, старый знакомец, названный в честь поэта, не нашедшего могилы «в апельсиновой роще старой, в любом цветке».

Лёня, перебивавший себе аппетит и втайне шелестящий фантиком от конфеты, которую раздобыл неизвестно где, а впрочем – вполне известно, но эти двое никогда не расколются, покрывая друг друга.

И Ванька. Крепко сжимаюший руль и вглядывающийся в ленту дороги, сейчас ставшей совсем серой – солнце уже село.

Ванька, с улыбкой слушающий Каеву музыку, написанную для Снежной королевы.

Ванька, неожиданно подмигивающий ей в абсолютном знании: впереди так много всего.