Читать книгу - "Над бездной - Барбара Делински"

– Когда я смогу ее увидеть?

– Отправляйтесь к ней в палату. Ее скоро доставят туда.

Пейдж ждать не хотелось. Она проводила Джейн и сразу же направилась в реанимацию, где находились больные, перенесшие операции. Джилл постепенно приходила в себя после наркоза. Наконец ее сознание стало проясняться. Пейдж уселась рядом, взяла ее за руку и стала ждать.

Через несколько минут Джилл открыла глаза и увидела Пейдж.

Пейдж улыбнулась.

– Добро пожаловать в наш мир.

– Что со мной? – хриплым шепотом спросила девушка.

– У тебя со временем все будет хорошо.

– А мой ребенок?

Улыбка Пейдж испарилась. Она печально склонила голову.

– Он оказался слишком маленьким и нежизнеспособным. Он бы не выжил.

Джилл сглотнула и закрыла глаза.

– Кто это был – мальчик или девочка?

Пейдж не хотелось говорить Джилл правду. Когда называешь пол ребенка, он становится реальностью. Но, с другой стороны, ей не хотелось и врать. Это значило бы лишить Джилл возможности погоревать над утратой, а ей было необходимо поплакать – слезы облегчают горе.

Тихим голосом она повторила слово в слово то, что ей сообщил хирург.

– Это был мальчик. Совсем крошечный. И, скорее всего, у него были внутренние травмы, так как ты сильно пострадала. Возможно, так для тебя даже будет лучше, Джилл.

Та кивнула. И снова задремала от слабости и воздействия наркоза. Пейдж осталась сидеть рядом, продолжая сжимать руку девушки. Через несколько минут Джилл снова открыла глаза, вспомнила, что произошло, и спросила:

– Вы говорите, это был мальчик? А он был похож на своего отца?

Пейдж печально улыбнулась. Она не видела ни ребенка, ни его отца.

– Не знаю. Я не была в операционной. В любом случае он был слишком маленький, чтобы походить на кого бы то ни было.

Джилл скривила рот.

– У меня болит живот.

– Это потому, что тебе сделали разрез. Ребенка извлекли с помощью кесарева сечения. Но ты не волнуйся – скоро все заживет.

– Только мой ребенок жить не будет.

– У тебя родится новый. Когда ты поправишься.

Джилл опустила голову, и ее глаза наполнились слезами. Она закрыла их, но слезы все равно текли сквозь сомкнутые ресницы.

Пейдж дала девушке выплакаться, а потом та снова задремала – действие наркоза все еще продолжало сказываться. Когда она пробудилась, Пейдж вызвала санитара, который отвез больную в ее палату.

Там уже находилась Джейн и отец Джилл, который не разговаривал с ней с тех самых пор, когда она созналась в своей беременности. Очевидно, Джейн успела позвонить ему и сообщить, что ребенка не будет.

Как только Джилл переложили с каталки на кровать и укрыли одеялом, он нагнулся над дочерью и позвал ее:

– Джилл, ты слышишь меня? Это я, твой отец. Джилл с трудом распахнула веки, увидела отца и снова заплакала.

– Все в порядке, милая, – сказал он, завладев ее рукой и ласково похлопывая по ней своей ладонью. – Ты скоро поправишься. Не беспокойся ни о чем.

Пейдж невольно подошла к нему поближе. Если бы от него хоть самую малость пахло спиртным, она вызвала бы Нормана Фитча и потребовала, чтобы он немедленно удалил его из палаты. Но на этот раз она ничего не унюхала. Тогда она коснулась плеча Джилл и тихо сказала:

– Я еду домой, дорогая. Твои родители побудут с тобой некоторое время, а я навещу тебя утром, как только приду в больницу. Если у тебя возникнут проблемы, скажи дежурной сестре, чтобы она позвонила мне от твоего имени. Ладно?

Джилл кивнула.

Пейдж пошла к выходу, подумав, что Фрэнк Стикли – отец Джилл – сильно напомнил ей Томаса О'Нейла. И тот, и другой были упрямы и свои взгляды на жизнь рассматривали как единственно приемлемые. И Фрэнк, и Том были в состоянии отказаться от своего ребенка, если тот поступал не так, как должно, по их мнению.

Да, Джилл будет трудно забыть, что ее отец не захотел ее видеть и разговаривать с ней. Сейчас, возможно, она будет рада примирению, но забыть о поступке отца она не сможет никогда. И этот негативный элемент жизненного опыта ей придется носить в душе до самой смерти.

Отвергнутый человек не забывает, что его отвергли. Когда он счастлив, воспоминание об этом затуманивается, уходит в долговременную память, но стоит судьбе перемениться, как память мгновенно возвращается вновь, и ее негативное воздействие способно полностью лишить человека воли к жизни и способности сопротивляться трудностям. Именно это и произошло с Марой – Пейдж нисколько в этом не сомневалась. Отвергнутый человек – то же самое, что человек неудачливый. Неважно, намеренно Мара лишила себя жизни, или это произошло случайно. Главное, она лишилась способности к сопротивлению, как принято говорить в боксе, не могла больше держать удар.

Вернувшись домой и склонившись над колыбелькой Сами, Пейдж задумалась, а вдруг самой главной ценностью в жизни человека и в самом деле являются дети? Они продолжение и воплощение своих родителей, гарант их бессмертия. По крайней мере, для Мары ребенок являлся основой существования, обращением к миру, в котором говорилось: «Я достойна жить на земле, потому что в состоянии воспитать ребенка». Джилл, которая в силу своей молодости еще была не в состоянии оценить подобное утверждение умом, интуитивно чувствовала то же самое. А что же она сама, Пейдж? Для нее главной жизненной ценностью всегда была работа.

Но она явственно вдруг поняла, что одной работы для полноценной жизни, пожалуй, недостаточно.

На следующее утро Питер первым приехал в лечебный корпус и сразу же начал осмотр больных, по мере того как они появлялись в его кабинете. Он чувствовал себя хорошо, как никогда, несмотря на вчерашний звонок Энджи. Она поставила его в известность, что берет отгулы в пятницу и понедельник. Это означало, что Питеру придется работать вместо нее, хотя у него и были другие планы. Впрочем, он мог позволить себе быть щедрым. Энджи и Бен переживали трудный период, и маленький отпуск пойдет им на пользу: в этом Питер был абсолютно уверен.

К счастью, хотя с утра у его кабинета выстроилась довольно большая очередь простуженных, чихавших и кашлявших, после полдника поток больных почти прекратился, и в пять часов он уже закончил работу. Выйдя из лечебного корпуса, он пересек дорогу в приемный покой и направился к входу в больницу, ступая по мокрой грязи, которая еще совсем недавно была чистым белым снегом. Однако Питер не расстроился по этому поводу. Он чувствовал себя полным сил и энергии.

Питер вел журнал наблюдений за жертвами катастрофы, которым он оказал первую помощь в тот злополучный день, когда в кинотеатре обвалился балкон. Каждый день все большее число пострадавших выписывали домой, и в больнице оставались теперь только тяжелые больные. Это означало, что люди, в наибольшей степени нуждавшиеся в помощи, могли получать ее во все возрастающих объемах. Работа приобрела, так сказать, сугубо индивидуальный характер.