Читать книгу - "Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли"

не захотели ждать и положили меня под нож. Что-то пошло не так. Следы ожогов сняли, но инструменты всё равно оставили на мне клеймо того, что я пережил. Если посмотреть совсем близко и при правильном свете, ты увидишь ещё пятна от огня. — Он тяжело сглатывает. — Сначала отец хотел оперировать меня снова. Мать, после долгого разговора с врачами, отговорила: мол, лучше прожить жизнь с таким шрамом, чем с тем, что было до.

Сердце колотится так, что в груди звенит. Хайдес как раз подставляет левую сторону лица — там, где идёт шрам. Я касаюсь его кончиком пальца, будто он ещё свежий и может болеть:

— Я так счастлива, что ты выжил, — шепчу, голос полный эмоций.

Он подносит мою ладонь к лицу и касается её поцелуем:

— Я люблю тебя всем сердцем, Хейвен.

— Тогда почему ты не сказал, что Персефона тебя поцеловала? — выдыхаю я.

— Не называй её так. Персефона — это только ты, — одёргивает он.

Хайдес наклоняется, чтобы попасть в поле моего зрения.

— Скажи мне правду, прошу, — шепчу. — Это хоть что-то для тебя значило? Хоть каплю?

— Разумеется, нет, Хейвен, что за вопросы?

Не в силах усидеть, вскакиваю:

— Те вопросы, которые я должна задать.

Я начинаю наматывать круги по коридору, туда-сюда, без остановки. Хайдес, насестом устроившись на полу, провожает каждый мой шаг. Приподнимает бровь:

— И обязательно задавать их стоя, когда ты бегаешь марафон?

— Да, — выдыхаю. — Ходьба глушит тревогу, переживания и стресс…

— Ладно, но, если ты останешься рядом, я смогу помочь тебе почувствовать себя лучше.

От его низкого, хрипловатого тембра у меня бегут мурашки:

— Перестань меня соблазнять, — рычу.

Он коротко смеётся:

— Хейвен. Тот поцелуй ничего не значил. Я бы залез к тебе в голову, чтобы понять, как это сказать так, чтобы ты поверила — по-настоящему.

Я замираю к нему спиной:

— Если бы той девочкой в приюте с тобой была я… Ты был бы счастливее?

Ответа нет. Я считаю до десяти и оборачиваюсь. Хайдес подался вперёд, глаза прищурены — он смотрит так, как не смотрел никогда. Злой и ранимый одновременно:

— Я попросил бы повторить, потому что боюсь, что ослышался. Но если услышу это второй раз — взбешусь, Хейвен.

Я безнадёжно вздыхаю и прикусываю губу.

— Оставь губу в покое, — мягко одёргивает он.

— Если бы я была той девочкой в приюте с тобой… — продолжаю. — Разве это не было бы волшебно? Двое, знакомые с детства, в грустных обстоятельствах, которых разлучили, а потом… Ты ждал бы меня на том дереве, а потом мы встретились бы здесь, в Йеле. Разве это не красиво? А так ты любишь меня, но есть другая — с которой тебя связывает детство.

Хайдес неподвижен, и мне хочется подойти и помахать у него перед лицом. Его глаза не отпускают меня ни на секунду; он усаживается ровнее.

— Иди сюда, Persefóni mou, — приказывает негромко, но в голосе такая нежность, что сердце тает. — Сядь.

Ноги сами делают шаг. Стоит устроиться рядом на полу, как я замечаю, что он качает головой.

Хайдес щёлкает языком. Постукивает ладонью по своему бедру, и я невольно слежу за движением его пальцев. На среднем — простое серебряное кольцо, на указательном — с прямоугольным чёрным камнем.

— Ты ошибаешься.

Я понимаю, о чём он, но от того, как его взгляд скользит по мне, слова застревают в горле. Жар поднимается волной, скручивая живот.

— Не на пол, — журит он. — На меня.

Я автоматически поднимаюсь и сажусь на Хайдеса, обхватывая его бёдрами. Устраиваюсь у него на коленях, а он кладёт обе ладони мне на бёдра. Впервые я чуть выше его. Хайдес держит голову чуть запрокинутой, не теряя мой взгляд.

Прядь волос выскальзывает у меня из-за уха и падает, между нами. Он отодвигает её пальцем и облизывает губы.

— Ситуация с девочкой из приюта — дерьмовая. Даже не представляю, что ты чувствовала, когда она появилась, и что продолжаешь чувствовать. На твоём месте я бы уже слетел с катушек, — признаётся он. Его руки скользят по ткани моих джинсов и останавливаются у меня на бёдрах. Он тянет меня ближе, и наши тела смыкаются идеально, шов к шву. — В шесть лет я хотел от жизни только семью, которая меня усыновит. В десять — чтобы исчез мой шрам. В пятнадцать — сбежать от Кроноса и Реи. А в восемнадцать перестал чего-то ждать. Перестал чего-то хотеть от жизни, потому что смирился: она всё равно никогда не даст мне того, чего я желаю.

Я обвиваю его шею руками и перебираю волосы у основания.

— Потом я встретил тебя — на лестнице западного крыла. И снова начал чего-то просить. Только изменилось одно: я перестал просить для себя. Всё было ради тебя. Я хотел, чтобы у тебя была блестящая карьера здесь, в Йеле. Хотел, чтобы ты победила в моих играх. Хотел, чтобы ты стала сильной в бою. Хотел, чтобы ты выиграла те тринадцать миллионов, чтобы помочь отцу. Хотел, чтобы жизнь дала тебе всё, чего у тебя не было.

Глаза затягивает пелена слёз. Когда я моргаю, одна скатывается по щеке. Хайдес ловит её губами ещё до того, как она доходит до середины.

— Последнее, о чём я просил у жизни… — шепчет он, горячее дыхание касается моих губ, — …это быть твоим.

— Хайдес…

Он утыкается лицом в мою шею и оставляет влажную дорожку поцелуев; приоткрывает рот, и его зубы царапают мою кожу.

— Я прошу об этом каждый день, Хейвен. Я хочу быть твоим. Хочу только этого — быть твоим. Хочу, чтобы ты выбирала меня каждый день. Ты понимаешь? Понимаешь, что моё место рядом с тобой и ни с кем другим?

Я слабо улыбаюсь и киваю:

— Да.

— После такой речи я рассчитывал на большее, — дразнит он. — Хотя бы на поцелуй.

Я запускаю пальцы в его волосы и подталкиваю голову вверх, чтобы видеть его лучше. Свет от потолка скользит по его лицу, и он кажется самым настоящим ангелом.

— Рядом со мной всегда будет свободное место. Только для тебя. Никто другой его не займёт. Никогда, Хайдес, никогда.

Уголки его губ поднимаются. Я знаю, что этой фразы ему достаточно, даже если она не так прекрасна, как его признание. Каким-то образом — достаточно. Каким-то образом — я ему достаточно.

— «Fílisé me, se parakaló».

— «Поцелуй меня?..»

— «Поцелуй меня, умоляю», — заканчивает он перевод.

Он ещё не успевает договорить «умоляю», как я сокращаю расстояние, и наши губы сливаются. Хайдес вжимает меня в себя, каждый сантиметр