Читать книгу - "Шарады любви - Джейн Фэйзер"

— Неужели в вашей душе нет ни капли сострадания? — бросила Даниэль обвинение в лицо графа. — Как вы можете стоять передо мной и рассуждать о нарушенном слове, когда на карту была поставлена жизнь ребенка?!

— А вы, прежде чем ринуться в ту клоаку, задумались хоть на мгновение, что рискуете жизнью нашего ребенка? — заскрежетал зубами бледный от бешенства Линтон.

— Даже задумайся я, это ничего бы не изменило. Речь шла о необходимом риске. Мне очень жаль, что мы не договорились об этом раньше, но я буду продолжать заниматься тем, что считаю обязательным и справедливым.

Джастину захотелось схватить жену за плечи и долго трясти. До тех пор, пока у нее не начнут стучать зубы, а из глаз навсегда не исчезнет вызывающее выражение. Он сделал шаг вперед и крепко сжал ее руки. Даниэль вздрогнула, но, взглянув в его посветлевшие от гнева, немигающие глаза, не сказала ни слова. Джастин глубоко вздохнул и разжал пальцы.

— Благодарите Бога за то, что вы беременны, — прошептал он. — Ибо это единственное, что меня сейчас сдерживает.

Он отвесил ей сухой поклон и вышел из комнаты, боясь окончательно потерять над собой контроль.

В ту ночь Даниэль не сомкнула глаз. У нее болели руки, ноги и спина. Горели царапины на теле. Однако принятый днем наркотик продолжал действовать, и она не чувствовала усталости. Сцена разговора с мужем как наяву снова и снова вставала в ее лихорадочном сознании. И каждый раз Даниэль не могла отыскать ни островка надежды в океане произнесенных слов. Ей казалось, что она попала в глухой тупик: откажись она уступить, Джастин силой заставил бы ее это сделать, но если бы он пошел на такое, то ни о каком возврате к прежним отношениям между ними не могло быть и речи. Даниэль твердо знала, что не потерпит взаимоотношений, в которых ей придется играть подчиненную роль и кого-то, слушаться, независимо от того, считает она указания этого человека правильными или нет. Однако Данни любила своего мужа всем сердцем и знала, что он любит ее не меньше. Итак, что же им оставалось делать?

Перед самым рассветом Даниэль все же удалось заснуть беспокойным сном, полным кошмаров. Ей снились какие-то хохочущие лица, длинные когти чудовищных ворон, огромной стаей набросившихся на нее, чтобы растерзать. Она побежала от них по длинному темному коридору с холодным каменным полом и вдруг упала. Вороны устремились к ней, но путь им преградила чья-то громадная фигура. Даниэль знала, что это Джастин. Она бросилась к нему в объятия и вдруг увидела, что у него… нет лица.

Ее приглушенные рыдания долетели через дверь до слуха мужа, который лежал на кровати, вперившись взглядом в потолок, и размышлял примерно о том же, о чем и Даниэль. Пробурчав какое-то проклятие, он вскочил и бросился в соседнюю комнату.

— Данни! — воскликнул Джастин, увидев супругу, лежащую на кровати с залитым слезами лицом.

Она подняла голову и посмотрела на него, как будто не узнавая. И это особенно испугало Линтона. Он сорвал с нее простыню, опустился на край кровати и посадил жену к себе на колени.

— У вас нет лица… — стонала Даниэль. — Его не было… Это были вы и не вы… Вместо лица — какое-то бледное пятно…

— Успокойтесь, умоляю! — прошептал граф, проводя ладонью Даниэль по своей щеке. — У меня есть лицо, любовь моя. Вы чувствуете? А теперь посмотрите на меня. Это был просто кошмарный сон.

Она неподвижно лежала в объятиях Джастина, стараясь убедить себя, что все эти ужасы действительно ей только приснились. Наконец, придя в себя, Даниэль подняла на мужа полные слез глаза:

— Что мы будем делать, Джастин? Я знаю: вы очень разозлились… испугались того, что могло случиться. Мой поступок совершенно справедливо показался вам легкомысленным. Но поймите, несмотря ни на какие возможные последствия этого шага для меня и нашего будущего младенца, я все равно не смогла бы поступить иначе. Если вы запрете меня в четырех стенах, я этого не вынесу, а прежние отношения между нами станут невозможными.

— Но я хотел бы немедленно помириться, Даниэль! Впредь вы будете поступать только так, как сами считаете нужным. Я не стану вмешиваться. Но во имя жизни нашего ребенка я должен оградить вас от искушений. Не надо воспринимать жизнь в Дейнсбери как какое-то заточение. Я также уверен, что мое общество не будет вам уж очень в тягость.

Линтон попытался улыбнуться, но Даниэль никак на это не отреагировала.

— Вы никак не можете меня понять, Джастин, — ответила она. — И совершенно правы, когда говорите, что я буду поступать так, как сама считаю нужным. Но делать это я буду только из чувства долга, а не потому, что получила от вас разрешение. Я не ваша собственность, Джастин. Я принадлежу только самой себе. Именно поэтому, даже любя вас всем сердцем, я никогда не позволю лепить из меня что-то по вашему желанию. Вы можете подвергнуть меня заточению, но при этом только я одна буду судить, вправе ли вы были так поступить. И конечно, в любом случае мы оба от этого ничего не выиграем. А проиграем очень много.

Великий Боже! Линтон беспомощно смотрел в полное решимости лицо супруги и видел в нем крушение всех своих надежд.

— Очень жаль, Даниэль, — сказал он тихим голосом, — но я обязан поступить так, как подсказывает мне долг. Вам пора определить, что для вас важнее. И никто не смеет давать вам при этом советов, кроме меня. Если вы будете мне сопротивляться, то нашу семью действительно постигнет несчастная судьба. Но в интересах более счастливого будущего я готов на это пойти.

Джастин осторожно снял Даниэль с колен и вновь положил на кровать.

— Другими словами, мое счастье для вас ничего не значит, Джастин? — И Даниэль отвернулась лицом к стене.

— Как раз наоборот, оно очень много для меня значит! Но я уверен, что вы будете чувствовать себя гораздо счастливее, научившись достойно жить в полном согласии со своим положением в обществе. Вы все еще ребенок, Даниэль, но уже скоро станете матерью. Матерью — моего ребенка. Поэтому пора оставить детское упрямство!

Джастин дернул за шнурок звонка и поднялся:

— А теперь снимите эту мокрую ночную рубашку, примите горячую ванну и снова ложитесь в постель. Потом выпейте чашку горячего шоколада. Я зайду позже и в случае нового непослушания буду вынужден превратиться в тюремщика.

Линтон вышел из комнаты, не сказав больше ни слова и чуть не столкнувшись в дверях с пришедшей на звон колокольчика Молли.

— Чем могу быть вам полезна, миледи? — спросила девушка, подойдя к постели хозяйки и с ужасом вглядываясь в ее смертельно бледное лицо и лихорадочно горящие огромные глаза.

— Ничем, — односложно ответила Даниэль, не желая посвящать служанку во все тайны своей семейной жизни. — Я хочу только, чтобы меня оставили в покое и дали возможность поспать. Вы, Молли, можете быть свободны до полудня.

Молли еще раз с сомнением посмотрела на безжизненное лицо хозяйки, но поскольку прислуге не полагается задавать лишних вопросов, сделала реверанс и вышла из комнаты.