Читать книгу - "Брак на небесах - Барбара Картленд"

— Если бы у папы было хоть немного свободных денег! — шептала она, когда они отвели своих лошадей в стойла, попросили задать им сена и напоить.

Уолтерс был так стар, что мог справляться лишь с уборкой в стойлах и, когда его не донимал ревматизм, обихаживал лошадей. Иначе говоря, все остальное граф и Сэмела были вынуждены делать сами, и хотя это им не было в тягость, девушка порой задумывалась о том, что отцу с его умом пристало бы гораздо больше заниматься вовсе другими делами.

Она знала о широте его кругозора, и когда они беседовали во время еды, забывая о насущных проблемах, темы их разговоров касались всей Вселенной.

Сэмела знала, что, какой бы бедной и плохо одетой она ни была, никто не мог сказать, что она не получила хорошего образования. Когда ее родители могли себе это позволить, у нее всегда были прекрасные учителя, а когда это стало невозможно, они учили ее сами. Отец получил образование в Оксфорде и, что было еще важнее, обожал чтение, как и ее мать.

Сэмела помнила еще с детских лет, что у них за столом всегда шли оживленные споры по любым вопросам, начиная от восточных религий и кончая политэкономией, и ей никогда не запрещали принимать участие в этих спорах, несмотря на ее юный возраст.

В ту минуту, когда девушка снимала костюм для верховой езды и надевала старое сатиновое платье, она задала себе вопрос: с кем будет беседовать отец, когда ее здесь не будет?

Все изменилось так быстро с того дня, когда маркиза нежданно-негаданно приехала к ним со своим фантастическим предложением, и Сэмела не успела подумать, что, несмотря на резкие перемены, судьба отца останется неизменной.

Если, конечно, не считать того, что он останется один. И она представила себе, как он в одиночестве скитается по огромному дому, который уже и сейчас напоминал дом с привидениями.

«Как быть с папой? Что мне предпринять?» — мучительно задавала она себе один и тот же вопрос.

И неожиданно, как будто кто-то шепнул ей подсказку, она нашла решение.

Когда они закончили обед, состоявший, как обычно, из мяса голубя, так как в это время года в парке ничего другого нельзя было подстрелить, Сэмела бросила пробный шар:

— Чем ты собираешься сегодня заняться, папа?

Граф вздохнул:

— Собираюсь просмотреть счета по хозяйству на ферме и по ренте вместе с мистером Оуэном из банка. Поскольку это будет очень нудная и, несомненно, грустная работа, не советую тебе присоединяться к нам.

— Да, мне не хотелось бы, тем более что я уверена: вы с мистером Оуэном прекрасно справитесь сами.

— Единственное, чем бы он мог мне действительно помочь, так это предоставив крупный заем. Но как я могу просить об этом, если нет никаких шансов на его погашение?

Он говорил с такой горечью, что Сэмела не выдержала. Она встала, обняла отца за шею и поцеловала в щеку.

— А вдруг, когда мы потеряем всякую надежду, в конце радуги мы найдем кувшинчик с золотыми монетами? Тогда все изменится.

Граф обнял ее и привлек к себе.

— Вера в это помогает мне жить, — сказал он, — но мои надежды тают как снег весной, и утешает лишь то, что по крайней мере ты будешь иметь все, чтобы радоваться жизни.

Сэмеле очень хотелось сказать, что, выйдя замуж, она не бросит отца в беде, но она понимала, что старый граф не собирается ни от кого принимать милости, и менее всего от своего зятя.

«Я обязана как-то помочь ему, — говорила она себе, — хотя это будет непросто».

Когда отец ушел в кабинет дожидаться прибытия управляющего местным банком, который из уважения к графу помогал ему разбираться со счетами, не взимая за это ни пенни, девушка поднялась к себе.

Она снова надела костюм для верховой езды и пошла в конюшню оседлать их третьего коня, которого утром не прогуливали, поэтому он был свеж и игрив.

Этот конь был не чистокровным, и Сэмела не любила его так, как Меркурия, но он лучше ходил в упряжке и, кроме того, был всегда под рукой на случай чрезвычайных обстоятельств.

Девушка знала, что если поедет напрямик по ухабам и бездорожью, то доберется до места назначения гораздо быстрее, чем путешествуя по извилистым кружным дорогам.

Через каких-нибудь три четверти часа она добралась до маленькой церквушки и подъехала к внушительным воротам дома, который был известен в этих местах как Большой дом.

Это было действительно большое квадратное и в отличие от их дома в Прайори уродливое здание.

Сэмела спешилась у подъезда, и грум, выбежавший из конюшни, взял у нее повод. Когда она поднялась по ступенькам, открылась парадная дверь, и средних лет дворецкий, улыбаясь, сказал:

— Добрый день, леди Сэмела, вы у нас очень редкая гостья.

— Добрый день, Уайт. А миссис Хенли дома?

— Она не принимает, миледи, но я уверен, что вас-то она непременно захочет повидать.

Он провел ее через холодный неприветливый холл и открыл дверь в квадратную гостиную с высоким потолком.

— Леди Сэмела Уинн, мадам! — объявил Уайт.

Из дальнего конца гостиной послышалось радостное восклицание. Там у окна сидела женщина, занимавшаяся вышиванием.

Леди отложила работу и, протянув руки, поспешила навстречу девушке.

— Сэмела, какой сюрприз! А я-то думала, что ты совсем забыла обо мне.

— Что вы, конечно нет! Но за это время случилось столько, что я не сумела не только навестить вас, но даже написать.

— А что же такое случилось? Садись и расскажи все по порядку. Ты, конечно, хочешь подкрепиться?

— Не отказалась бы от вашего чудесного кофе со льдом. Вы знаете, я всю дорогу вспоминала о нем.

Миссис Хенли рассмеялась, и дворецкий, ожидавший у входа, поспешил за кофе.

Сэмела села на диванчик у окна и сняла шляпу. Солнечный луч тотчас позолотил ее чудесные светлые волосы.

— Ты так хороша, дитя мое, — заметила миссис Хенли, — я очень скучала по тебе.

— Я тоже. Я все время надеялась, что вы заедете к нам.

Миссис Хенли отвела глаза и после некоторой паузы промолвила:

— Ты и твой папа всегда… так заняты… что я не хотела… мешать вам.

Сэмела, не сводя глаз с ее лица, сказала:

— И папа скучает по вас. Он даже как-то сказал, что вы, наверное, уехали развлечься в Лондон.

Она увидела, как щеки миссис Хенли заалели, и это ободрило ее еще больше.

— Честно говоря, я и приехала поговорить о папе.

— О папе?

В голосе миссис Хенли послышалось удивление, а щеки стали такими розовыми, что ей уже можно было дать гораздо меньше ее тридцати пяти лет.