Читать книгу - "Драгоценный дар - Памела Робертс"

Вирджиния отчаянно забилась, стараясь высвободиться. Ей нестерпима была мысль о том, что кто-то не только стал свидетелем ее унижения, но и жалеет ее. Но служанка не собиралась отступать. Она подтолкнула сопротивляющуюся молодую женщину к лестнице, помогла ей подняться и уложила на кровать в спальне. Затем исчезла на несколько мгновений и вернулась с бокалом бренди, заставила выпить его залпом, после чего отправилась набирать ванну. А когда вернулась, присела рядом с сотрясающейся от рыданий Вирджинией и принялась гладить ее по длинным темным волосам, мягко приговаривая что-то успокаивающее и утешительное по-испански.

Постепенно несчастная начала утихать, всхлипы становились реже и тише. И она, вероятно, уснула бы, не дождавшись ванны, но тут дверь спальни распахнулась.

На пороге стоял Лайонел Десмонд.

— Габриэлла, вон!

Служанка проскользнула мимо него и скрылась. Вирджиния села на кровати, натянув одеяло до самого подбородка, хотя была полностью одета, и уставилась на мужа со смесью ужаса, отвращения и праведного гнева. После она чуть ли не со смехом вспоминала, как ожидала от него слов раскаяния, сожаления, извинений — в общем, чего угодно, только не того, что услышала. Сказанное им показалось ей столь чудовищными, что она сначала даже засомневалась, действительно ли эти слова прозвучали на самом деле или только послышались ей.

— Немедленно прекрати этот непристойный спектакль, Вирджиния! — потребовал Лайонел. — Впредь либо не смей возвращаться домой в неположенное время без предупреждения, либо отправляйся прямо к себе и сиди тихо как мышка! Ясно?

Устремленный на нее взгляд серых глаз был таким холодным и презрительным, что по ее спине пробежал холодок.

— Непристойный спектакль? — вздрагивающими губами повторила несчастная молодая женщина. — И это все, что вы можете мне сказать?

— Да, — тяжело, как бетонный блок, уронил он, не сводя с нее этого жуткого взгляда.

— Вы чудовище, Лайонел, чудовище! — выкрикнула она. — Как вы смеете являться ко мне в спальню после того, что я видела внизу, и говорить со мной таким тоном? Я ненавижу вас, ненавижу! Вы животное, грязное, мерзкое животное…

Тяжелый удар кулаком в лицо прервал ее тираду. Из разбитого рта потекла кровь, из глаз посыпались искры. Вирджиния утратила способность здраво оценивать ситуацию и подумала, что сходит с ума, что у нее начались галлюцинации, что такое не может происходить с ней. Потом все вокруг закачалось, закрутилось и почернело. Она потеряла сознание…

А когда пришла в себя, то тут же пожалела об этом. Ибо Лайонел, без сомнения распаленный ее истерикой, воспользовался тем, что она не могла оказать сопротивления, взгромоздился на нее и приближался к желанной цели, с силой погружаясь в нее в быстро нарастающем ритме.

Природа сжалилась над ней — Вирджиния снова потеряла сознание, а когда очнулась, то была к спальне уже одна…

Она содрогнулась, словно заново пережила тот кошмар, поднялась с кресла, налила в бокал немного вина, сделала несколько глотков. Потерла виски, прогоняя остатки видения.

О чем только я думаю? — упрекнула она себя. Лайонел мертв, и вспоминать прошлое бессмысленно. К чему терзать себя, если ничего нельзя сделать, никак нельзя изменить то, что произошло. Да, я совершила ошибку — страшную, непростительную, — согласившись на брак с нелюбимым человеком только потому, что его банковский счет был выражен восьмизначным числом. Но я и заплатила за нее, Бог свидетель, заплатила!

А вот и нет! — возразил голос сомнений и неуверенности. Расплата еще только ждет тебя. Ты думаешь то, что случилось в той же гостиной почти два месяца назад, останется безнаказанным, так просто сойдет тебе с рук?

Значит… значит, это все же я спустила курок?

А кому же еще было это сделать? Более того, кому это было выгодно?

Кто мог сделать, не знаю, а вот кому выгодно… Она усмехнулась, выпила еще немного вина и сама себе ответила: да Кристин, конечно, кому же еще.

Эй-эй, не пытайся свалить все на Крис, строго одернул ее внутренний голос.

Но я не могла сделать этого! Я не могла застрелить их! Я и стрелять-то не умею!

Может, и не умеешь, но не надо быть снайпером, чтобы попасть с трех шагов в цель. Тем более что и попадание было не из точных. Сколько Лайонел промучился с нанесенными ему ранами? Ну-ка, дорогая, вспомни, сколько раз ты представляла себе эту сцену? Сколько раз мечтала, как подкрадешься к нему, когда он развлекается с очередной шлюхой, с пистолетом, заранее снятым с предохранителя, чтобы не делать этого в последнюю секунду и не вспугнуть жертву, и медленно-медленно, наслаждаясь каждой секундой, спустишь курок? Потом еще раз, и еще, и еще, пока не закончатся патроны… А теперь, когда сделала то, о чем мечтала все эти годы, пытаешься спрятаться за чьей-то спиной? Обвинить другую в преступлении, совершенном тобой?

Нет! Ничего я не пытаюсь! Я даже не знаю, как все было, не уверена, я ли выстрелила в них или нет, а уже несу наказание! Сижу в одиночной камере удушающего безмолвия и гнетущей тишины. Не думаю, что другая, в настоящей тюрьме, окажется намного хуже. Или вечное забвение… Медленный переход из мира терзаний и скорби в светлое царство покоя — это скорее не наказание, а избавление…

Да, верно, избавление, думала Вирджиния. Наконец-то все закончится раз и навсегда — все эти муки, сомнения, неуверенность и боль… И надо ли ждать так долго, участвовать в непристойном фарсе процесса, в котором не можешь быть не только активным участником, но даже полноценным наблюдателем. Какая ирония: не услышать пылкой речи прокурора, расписывающего твои преступления ярчайшими красками и требующего смертного приговора, не знать, с какими трогательными словами защитник обратится к присяжным…

О да, избавление, насмешливо подтвердил голос неспокойной совести. Но заслуживаешь ли ты его? А главное, есть ли у тебя право на такой легкий выход? Подумай о долге, об обязанностях…

А о чем же я, черт побери, думала четыре с половиной года? Ради чего терпела этого подонка? Только ради того, чтобы сдержать данное отцу обещание. Впрочем, даже если бы и не оно, разве я смогла бы бросить на произвол судьбы беспомощное, беззащитное существо?

Нет, никогда!

О, папа, дорогой мой, почему ты не послушал меня, почему женился на Лесли? Почему…

Стоп! — оборвала она себя. Туда не ходи, это болезненно и бессмысленно. Вспомни лучше, что вечером приедет мистер Бернштейн, и попытайся встретить его чем-то еще, кроме уже в зубах навязшего «К сожалению, я пока не смогла вспомнить ничего нового».

Итак, вернемся снова в двадцать восьмое сентября. Я приехала домой около двух на такси — моя машина в ремонте — и сразу поднялась к себе. Прошла в ванную и пустила воду. У Габриэллы был выходной, а постоянную прислугу муж выгнал со страшным скандалом примерно месяц назад, так что звонить и приказывать было некому. Я быстро сбегала в кухню, сделала пару сандвичей и достала из холодильника бутылку кока-колы. Отнесла все это в спальню, разделась, полежала в ванне, понежилась, вымыла голову. Потом перекусила и прилегла почитать и отдохнуть. Затем услышала звук приближающейся машины и с нехорошим предчувствием выглянула из окна. Так и есть, «мерседес». Лайонел опять притащил с собой потаскуху. Новую. Каждый раз новую. Но всегда блондинку.