Читать книгу - "Страсть и судьба - Хизер Гротхаус"

— Вы знаете за что, — тихо сказал он.

Сердце Сесили бешено забилось в испуге, она заметно побледнела и молча повернулась к Оливеру.

— Я поставил вас в такое ужасное положение и причинил столько неудобств, — опустил он голову. — Вам, невинной девушке, пришлось ухаживать за пьяным, да еще раненым грубияном… Позвольте мне все же надеяться на ваше прощение.

— Ах, вот вы о чем, — с облегчением рассмеялась Сесили, чувствуя, как сердце понемногу успокаивается. — Ну, все мы порой делаем ошибки, лорд Белкот.

— Только не вы, — возразил он.

— И даже я делаю ошибки, уверяю вас, — покачала она головой. От волнения затягивая шнурок на сумочке сильнее, чем это было нужно, она все же сохраняла на лице спокойную улыбку. — Если я и оказалась в затруднительном положении, то в этом виновата только я сама. Если бы я не ушла вчера с праздничного пира, то не оказалась бы сейчас здесь, с вами.

— Слава Богу, что все произошло именно так, как произошло! — воскликнул Оливер, все еще с потупленным взором, и Сесили заметила, как заходили желваки на его скулах.

— Что с вами, лорд Белкот? — озабоченно спросила она, снимая с себя накидку и разрывая ветхую материю по шву на спине.

Он поднял голову и буквально ошеломил Сесили неприкрытой яростью, светившейся в его глазах.

— Мой брат, Огаст… он тоже погиб, упав с лошади. Только тогда рядом не нашлось никого, кто позаботился бы о нем, — с трудом проговорил он и отвернулся.

Оторвав от накидки большой кусок ткани, Сесили снова опустилась рядом с ним на колени.

— Послушайте, лорд Белкот, ваш брат сломал себе шею во время падения. Ему уже не нужна была помощь.

— Он умер не сразу, — покачал головой Оливер. — Разве Сибилла ничего не говорила вам об этом?

Он поднял на нее глаза, полные боли и скорби.

Сесили отрицательно покачала головой, складывая ткань треугольником и завязывая вместе длинные концы. Потом она знаком велела Оливеру наклониться вперед, надела ему на шею импровизированную перевязь и помогла продеть в нее сломанную руку.

— Спасибо, — выдохнул он и снова прислонился к стене, прикрыв глаза. — Это очень страшно. Вам и без того пришлось много пережить.

— Расскажите об этом, лорд Белкот, — попросила Сесили. — Я не сахарная, не растаю.

Некоторое время Оливер молчал. Потом с трудом сглотнул подступивший к горлу комок и, не открывая глаз, заговорил:

— Он упал лицом в широкую канаву. Нет никаких сомнений в том, что его тут же парализовало, потому что ноги и руки так и остались в том положении, в котором оказались после падения. Но его лицо… — у него внезапно пресекся голос, — его лицо было повернуто к небу. Очевидно, это стоило ему невероятных усилий.

Никто, кроме меня и матери, не знает, что Огаст боялся темноты… Он лежал там в полном одиночестве, совершенно беспомощный, жадно глядя в небо… потом умер.

У Сесили сдавило горло, на глаза навернулись слезы. Она даже не догадывалась, что Оливеру свойственны подобные переживания. Эта сторона его натуры открылась для нее впервые.

Она тут же вспомнила все плохое, что говорила и думала о нем накануне во время праздничного застолья. Вспомнила слова, сказанные ею Сибилле, которую любил Огаст и которая знала все подробности его страшной смерти. Потом в памяти всплыли картины страстной любви, подаренной ей Оливером ночью… Она почувствовала в своем сердце глубокую досаду.

— Мы должны были встретиться в тот день, — продолжал Оливер. — Я тогда только что вернулся из Франции, и Огаст хотел поговорить со мной о делах семьи. Но я опоздал… Когда я приехал, Огаста уже не было дома. Мне не терпелось встретиться с друзьями, поэтому я даже не стал спрашивать, куда уехал брат и что происходило в поместье во время моего отсутствия. Для меня это не имело никакого значения. Когда все это случилось… его камердинер, Арго, вытащил меня из постели еще не совсем протрезвевшего…

Он замолчал, а когда снова заговорил, в его голосе звучала грусть.

— И вот теперь Огаста нет, родовое поместье принадлежит мне… Но я совсем не хочу быть лордом. Мне не нужно это поместье.

— Мне очень жаль, что ваш брат погиб, лорд Белкот, — с искренним чувством проговорила Сесили.

Оливер грустно усмехнулся:

— Всякий раз, когда кто-то обращается ко мне «лорд Белкот», мне кажется, что Огаст, должно быть, где-то рядом и эти слова обращены к нему.

Он, наконец, открыл глаза и взглянул на Сесили.

— Так или иначе, я благодарен Богу за то, что вы, леди Сесили, оказались вчера рядом со мной. Вы спасли меня.

— Это не так, — энергично возразила она, — не надо делать из меня…

— Святая Сесили, — со вздохом восхищения произнес Оливер и снова закрыл глаза. — Добрая, великодушная… достойная причисления к лику блаженных…

Сесили зарделась от смущения.

— Вы устали, вам больно, — пробормотала она, — вам нужно отдохнуть…

Его глаза внезапно открылись, лоб слегка нахмурился.

— Что такое? — встревожилась она.

— Кажется, мы спасены, — едва слышно проговорил Оливер.

Повернув голову в сторону дверного проема, она прислушалась — отдаленный топот лошадей, крики людей… Она вздохнула и слегка нахмурилась. Оливер был прав. К ним приближались всадники.

Теперь начнутся всякие разговоры и сплетни, и, может быть, тогда…

— Пойду помашу им рукой, — сказала она, поднимаясь на ноги. Оливер схватил ее за руку и торопливо проговорил:

— Прошу прощения за дерзость, но, клянусь, я не допущу ни одного грязного намека или двусмысленного слова в ваш адрес. Каждый, кто посмеет поставить под сомнение вашу репутацию, станет моим личным врагом.

Сесили с трудом улыбнулась:

— Я не боюсь пустых сплетен, лорд Белкот.

— Разумеется, — улыбнулся он, отпуская ее руку. — Разве могут лживые слова запятнать вашу добродетельность?

— Я скоро вернусь, — пообещала она и направилась к выходу. Оказавшись снаружи, она остановилась в смятении. Неужели все уверены в том, что она не способна на обычную человеческую ошибку? Неужели так думает даже мужчина, в объятиях которого она провела всю ночь?

В этот момент она увидела приближавшихся к крепости всадников, и все ее мысли куда-то улетучились. Впереди всех на огромном норовистом жеребце Октавиане скакала Сибилла. За ней следовали Элис и ее муж Пирс. Каждый вел в поводу свободную оседланную лошадь.

Позади всех скакала Джоан Барлег.