Читать книгу - "Случайная связь - Слава Доронина"

– Иди на кухню и снимай рубашку.

Сейчас мы на моей территории, я чувствую себя немного увереннее. Быстро переодеваюсь, собираю волосы в хвост и направляюсь к Измайлову, прихватив из прихожей пакет из аптеки. Нужно обработать рану, наложить шов, если понадобится, повязку.

– Может быть, в ванную? – доносится до меня вялый голос.

– Нет, на кухню. Там света больше.

Измайлов сидит на стуле. Бледный, уставший. Ну как его куда-то гнать в ночь? В гостиной ляжет. Нет, он, конечно, молодец, вмешался, разнял драку, но какой ценой? Сам пострадал, у меня седых волос на голове прибавилось. Если он и в жизни такой, то даме его сердца не позавидуешь. 

– Тебе лучше блондинку в жёны брать, – улыбаюсь, когда он поднимает на меня недоумевающий взгляд. – Как с тобой закончим, в ванну переместимся. Седину мне поможешь закрасить. 

– Ха-ха, – кривит он губы в усмешке и стягивает с себя рубашку. Бросает её на пол. 

Смотрю на залитую кровью грудь, и меня почему-то начинает потряхивать от этой картины. Ведь и не такие ужасы видела, но его замученный вид и кровь… Ни капли я не бессердечная! 

Натягиваю на лицо непроницаемую маску и достаю антисептик. Соберись, Соня. Все живы. Это самое главное. 

– Когда ты бросился на помощь тому парню... – Щедро лью раствор на рану, Измайлов шипит и закрывает глаза. – Я заметила твой взгляд. В нём было столько решимости... – отвлекаю его разговором. – Почему ты это сделал? Дело ведь не только в обострённом чувстве справедливости? 

Только сейчас я ловлю себя на мысли, что Влад бы так не поступил. Не полез бы в драку. Вызвал бы полицию, да. Но остался бы стоять в стороне. 

– Мне двенадцать было, когда на меня накинулась свора старшеклассников и отметелила так, что почка потом отказала и сосуд в голове лопнул. Мать за три дня в старуху превратилась, пока я не пришёл в себя.

Теперь понятно, почему он полез разнимать драку и какие проблемы у него со здоровьем.

– А что потом было? – уточняю, стараясь максимально быстро делать все необходимые манипуляции. Паше неприятно, и он даже не старается это скрыть. 

– С теми парнями? Ничего, – хмыкает он. – А вот мне пришлось попрощаться с мечтой. 

– С какой? – Я с интересом смотрю в его лицо. 

– Хотел стать лётчиком, – на полном серьёзе отвечает Измайлов. 

– Ты шутишь? 

– Ну какие могут быть шутки? О небе с детства мечтал. Не срослось. В академию гражданской авиации собирался поступать, но медкомиссию не прошёл. Пришлось в другой сфере реализовываться. 

– Я сейчас сделаю тебе укол обезболивающего и вколю антибиотик. Есть на что-нибудь аллергия?

– Нет. Но уколов с детства боюсь. – Паша обхватывает меня руками за бёдра и хитро щурится, прикусывая нижнюю губу.

Какой же всё-таки гадёныш!

– Отлично. Руки с моей попы убрал, не то к ране на плече сейчас лёгкий сотряс добавится. 

Измайлов довольно улыбается, но не двигается, руки по-прежнему на моих бёдрах, и он сжимает их ладонями сильнее. Ладно. Сам напросился. 

– Как наложу повязку, постелю тебе на коврике у входа. Вид у тебя и впрямь неважный. 

– Как бездомному псу, у двери? Серьёзно? – Он недовольно морщится, заметив, что я достала три шприца из упаковки. – Зачем так много? Так-то я просил тебя оставаться на месте. Всё из-за тебя, ясно?

Неужели действительно боится уколов? 

– Да-да, – киваю. – Из-за меня. Если лапать не перестанешь, то ответка прилетит. Иголки окажутся в том месте, на котором сидишь. Должна заранее предупредить: уколы и швы я не очень делаю. 

– Я уже понял, что милосердие и ты – несовместимые понятия.

– Мне жаль, что тебя задело. Но ты сам ввязался в драку. И сам не захотел вызвать скорую. Я даже испытываю капельку радости, что сейчас сделаю тебе больно.

Измайлов печально усмехается, и на короткий миг наши глаза встречаются. На фоне бледного лица его взгляд кажется ещё красивее. Он опускает руки и перестаёт меня лапать. Вот так бы сразу. 

Через несколько минут действует обезболивающее, но я решаю не зашивать рану, иначе Паша действительно уйдёт в отключку. Я думала, он пошутил, что боится уколов, а он и впрямь не переносит вида иголки. Щедро заливаю порез бактерицидным клеем. Кровь больше не идёт. Я накладываю повязку и ватными дисками вытираю кровь с кожи.

– Утром проверю, как всё заживает, и, если совсем всё плохо будет, тогда зашью. На крайний случай успокаивай себя тем, что шрамы мужчинам к лицу.

– А ты – тем, что седину можно закрасить краской.

Измайлов рассматривает моё лицо. Взгляд плывёт, но глаза горят. Задерживается на моих губах, и по коже расползаются мурашки. Он ещё в ресторане на них смотрел, наблюдал, как я смеюсь. Как будто представлял, как будет меня целовать. Долго, нежно, со страстью...

– Тянет к тебе, лапуль, – вдруг признаётся Паша. – Есть в тебе что-то цепляющее. Давно такого ни к кому не испытывал. – Он протягивает руку и касается пальцем подбородка, оглаживает скулу ладонью и задевает подушечкой пальца нижнюю губу. – И глаза у тебя… Я таких чёрных ещё не встречал. Всё в тебе завораживает. Даже то, как отпор мне даёшь.

Я чувствую, как быстро и гулко бьётся сердце в груди. Глаза у меня действительно красивые. От мамы достались. Она не русских кровей. Мы с сестрой в неё пошли, но у Ани они не такого насыщенного оттенка. И моё детство, в отличие от измайловского, было куда спокойнее и приятнее.

Павел обхватывает меня за талию и усаживает к себе на колени. Долго смотрит в глаза, словно гипнотизирует. Я шумно сглатываю, когда он вновь касается пальцем моих губ. Между нами искрит. Я это чувствую. Как и его твёрдость, которая упирается мне в бедро. 

– Не бойся, лапуль. Расслабься. Просто хочу тебя поцеловать. Весь вечер об этом мечтаю, – говорит он и накрывает мои губы своими. 

Но романтичного поцелуя не получается: Измайлов жадно толкается в мой рот языком. Без прелюдий. Сразу устанавливая свои порядки. Шумно выдыхает, когда наши языки переплетаются. Это безумие продолжается до тех пор, пока я случайно не задеваю рукой его рану. Паша судорожно втягивает в себя воздух и замирает.