Читать книгу - "Дочь торговца шелком - Дайна Джеффрис"

Наверху неприятно пахло плесенью, но, осмотрев шелк, хранившийся в оцинкованных деревянных сундуках, Николь с облегчением обнаружила, что ткань не пострадала. Сундуки были заперты, и только у нее имелись ключи.

Николь открыла ящик старого комода. Предыдущие жильцы оставили здесь всякий хлам, и она сгребла его в мешок. В нижнем ящике обнаружился старый кошель, покрытый пылью. Николь хотела его выбросить, но решила сначала встряхнуть. Во все стороны полетела пыль, Николь закашлялась, но тут заметила, что это была шелковая вещица ручной работы с вышивкой. Вьетнамский антиквариат, потускневший от времени и слегка потрепанный, но изысканно украшенный изображением мифического существа. Николь провела по кошелю пальцами, зная, что на ее ладони лежит прошлое. Она перевернула вещь, чуть ли не слыша голос его владельца. Прижала к груди, ощущая себя частью чего-то особенного. Целой истории шелка и истории вьетнамского народа – как и ее собственной, вплетенной в этот маленький кошель.

Ее отец был французом, кухарка – француженкой, сестра пусть и смешанных кровей, но обладала французской наружностью. Николь понимала, как мало внимания уделяет вьетнамской стороне своей жизни. Родители ее матери отказались от дочери, когда та вышла замуж за француза. Николь никогда с ними не виделась и даже понятия не имела, где они живут. Французы так долго господствовали во Вьетнаме, что Николь всегда стеснялась своей внешности, считая, что подвела семью. Она в совершенстве владела вьетнамским и сожалела лишь, что не может пообщаться с матерью. Что до общества, членов семьи Дюваль считали бы исключительно французами, если бы не внешность Николь.

Она вычистила верхний ящик, завернула кошель в шелковый лоскут и аккуратно вернула вещицу на место. Несколько часов кряду Николь подметала, протирала пыль и мыла полы. Наконец она отряхнулась от грязи. Ей удалось избавить помещение от запаха котов, но не от едкой растительной гнили. Николь пообещала себе принести в следующий раз листья ши, которые устранили бы в магазине неприятный запах. Пот лился с нее ручьем, но результат стоил усилий. Переходя из комнаты в комнату, Николь убирала чехлы с мебели темного дерева с перламутровой инкрустацией, потом сняла покрывало с бархатной кушетки.

В прохладной темной комнатке в глубине дома, с окнами во внутренний двор, Николь обнаружила алтарь с благовониями и гнилыми зелеными плодами манго. Девушка навела порядок и там. Открыла окно, позволяя воздуху циркулировать, потом на несколько мгновений замерла. Хотя Николь не верила в Бога, но в этом месте ощутила умиротворенность, словно пришедшую от многих поколений.

День клонился к вечеру. Стоило жаре достичь пика, и ты уже мечтал о прохладе сумерек. Николь предавалась фантазиям о ванне с пеной, желая смыть с себя запах котов, когда вдруг завопил петух. Николь вскинула голову и увидела парня, которого встретила ранее, – теперь он пялился на нее из окна. Он ослабил шарф на шее, обнажая краешек фиолетового пятна, похожего на родимое.

– Почему ты здесь? – возмутилась Николь, выйдя во двор.

– Тот вьюнок приносил пользу. Чтобы скрыть от глаз лишнее.

Парень постучал по носу.

– Понятия не имею, о чем ты.

Он достал коробок спичек и, сделав глубокий вдох, прикурил сигарету.

– Как тебя зовут?

– Можешь называть меня Чан.

– Ладно, Чан, если так тебя зовут. Лучше уйти, пока я не вызвала полицию.

– Вскоре я тебе понадоблюсь. – Парень широко улыбнулся, снова сверкнув щербинкой между зубов. – Вьетминь уже здесь, в Ханое.

– Что об этом может знать пастух бизонов!

Парень откинул с глаз челку, поклонился и перешел на другую сторону улицы.

Николь хотелось поскорее вернуться домой и принять ванну, но она нырнула обратно в магазин и еще немного последила за улицей сквозь щелки жалюзи. Мимо проехала вереница военных машин – редкое явление в старом квартале. Казалось, что в город прибывает все больше французских солдат. На противоположной стороне улицы бабуля тащила упирающегося ребенка к кадке с водой, которую поставила на узкой улочке. Она погрузила ребенка в воду и стала натирать ему спину. Николь улыбнулась.

Здесь, в старом квартале, жизнь царила прямо на улицах. Николь это нравилось. Все казалось искренним. В поле зрения появился разносчик чая, балансируя бамбуковым шестом на плечах, по длине которого позвякивали крошечные жестяные чашечки, трубки и заварные чайнички, создавая целую мелодию. Вьетнамский паренек Чан остановился поговорить с ним. Николь улучила момент и, выскользнув из магазина, наспех заперла дверь и убежала.

Завернув за угол, Николь миновала старую вьетнамку, которая вещала на все четыре стороны.

– Да французам плевать! – выкрикивала она.

Николь замедлила шаг.

– Моя соседка говорит, что был взрыв, – сказала женщина помоложе. – Неподалеку отсюда. Она узнала от торговца пирожками. Вы слышали это?

– Нет, но мой племянник говорит, что об этом судачат по всей округе.

Вторая женщина понизила голос. Николь не разобрала ее слов, но поняла, что обе верили, будто Вьетминь подошел ближе к Ханою, чем все думали. Как и сказал ей тот вьетнамский парень.

Все снова говорили о взрыве. Отец заверял, что никакого взрыва не было, даже показал газету с опровержением. Николь охватила тревога. Многие до сих пор сохраняли верность французам, но она уже не знала, кому верить. Подслушав разговор женщин, она занервничала. Похоже, ситуация куда серьезнее, чем считают ее родные.