Читать книгу - "Время возвращать долги - Александра Ронис"

— Что тебе нужно?!

Он отвел глаза в сторону, словно задумался, а потом пожал плечами и выдал ей как неразумной, будто удивляясь ее несообразительности:

— Денег.

— Денег у меня нет! — строго оборвала она его, а мысленно воззвала: — Ну, убирайся уже, ну!

— Так это ты, что, за бесплатно совесть свою продала, а?

— Твое какое дело?! — разозлилась Олеся. Будет еще ей нотации читать?! — Ты сам далеко не ангел, наверное, да?! — а когда он не ответил на ее полу-вопрос, совсем осмелела. — Пошел вон!

Его лицо моментально изменилось — стало злым, жестким. Он резко подскочил со стула, двинулся к ней. Она смогла вблизи рассмотреть его подрагивающие крылья носа, крепко сжатые губы. И взгляд, острый как бритва. Он был опасен, поняла Олеся, очень опасен, несмотря на то, что был молод, явно младше нее.

— Что ты сказала?! — угрожающе прошептал он, нависая над ней.

Олесе пришлось отклониться, насколько позволяла оказавшаяся позади нее столешница, а иначе он бы просто вжался в нее. Опустив глаза, она молчала, выжидая, когда он успокоится. Она погорячилась. С ним так нельзя. Теперь не осталось никаких сомнений в том, что свой билет на зону он получил не просто так. Зато стало морально легче — можно больше не обвинять себя в том, что отправила за решетку невиновного. Хотя эта вина, которая стала уже чисто автоматической и вытеснилась куда-то за пределы сознания, помогала (если можно так сказать) жить той жизнью, которой она жила. Да, каждому по заслугам… Дочь только жалко… Настю… Ведь когда-то она узнает…

Настя! И снова Настя спасла положение.

— Ма-ам, — услышала она от двери, и сразу же стало легче дышать, но ненадолго.

Непрошеный гость отлепился от нее, но переключил внимание на ребенка. Сел перед Настей на корточки, как ни в чем не бывало, сказал:

— Привет.

Олеся фурией пронеслась по кухне. Проскочила мимо них и, встав за спиной дочери, крепко сжала ее плечи, силой постаралась задвинуть ту за себя.

— Мама, ты чего?! — Настя подняла на нее испуганные глаза и с места не сдвинулась. — Мне же больно!

— Ты зачем ей больно делаешь? — укоризненно глядя на нее, спокойно спросил парень и перевел взгляд на Настю: — Как тебя зовут?

— Настя. А ты кто?

Он весь неуловимо изменился. Черты лица разгладились, смягчились. Голос стал выше, добрее. И улыбка, которую можно было назвать обаятельной, превратила отталкивающее лицо в приятное.

— А я Женя. Мамин друг, — он на секунду поднял глаза на застывшую в тревоге мать. — Вот, в гости к вам зашел.

Олеся снова попыталась задвинуть дочь за себя, прервать их милую беседу, нарушить его планы подружиться с Настей. Но снова Настя, качнувшись в сторону под давлением ее рук, осталась на месте, и снова он, кинув на нее предостерегающий взгляд, поджал губы.

— А у меня сестренка есть, ее тоже Настей зовут, — когда он обращался к ребенку, сразу менялся весь. — Только она уже взрослая почти. Ей пятнадцать лет.

— А мне семь, — с непосредственной искренностью ответила Настя.

— Я же тебе говорила, не разговаривать с незнакомыми людьми! — включила строгую мать Олеся, на что Настя обезоруживающе ответила, пожав плечиками:

— А я его знаю. Это — Женя, твой друг, — и улыбнулась. «Друг» ей явно понравился.

— Ты почему плакала? — спросил вдруг серьезно он. — Обидел кто?

— Нет, я собачек испугалась. Они за мной бежали, не отставали.

— Так ты собак боишься? А хочешь, научу не бояться?

Олесю стало накрывать чувство нереальности происходящего. Нет, такого просто не может быть!

И тут в глубине ее комнаты разлилась трель мобильного телефона. Колеблясь, оставлять дочь наедине с «другом» или нет даже на минуту, она все же решилась ответить на звонок. Информация могла быть очень важной. Она этот звонок ждала. От него зависело многое — возможно, ей придется менять весь уклад жизни дочери.

Не зря сердце ныло, когда она судорожно схватила мобильник и дрожащим пальцем провела по экрану. Звонили из больницы с печальными новостями — к сожалению, несмотря на все усилия врачей, соседка баба Нюра скончалась. Жалко и больно было терять близкого человека, единственную надежду и опору. Снова она осталась одна с ребенком на руках, только в этот раз ребенок был старше и требовал большей заботы.

Сейчас Олеся не могла позволить себе раскиснуть, поддаться печали и оплакать горе, потому что, во-первых, нужно было думать, куда деть дочь уже этой ночью (две «смены» ей простили ввиду того, что некому было сидеть с ребенком, но не более), а во-вторых, дома находился посторонний и опасный человек. И был он сейчас рядом с Настей!

Олеся снова бросилась на кухню, где дочь уже показывала свой альбом с рисунками, до этого постоянно лежащий на окне, новоиспеченному «другу». Быстро же он нашел с ней общий язык!

— Так, быстро иди наверх! — она грубо дернула дочь за руку и, видя, что та уже открыла рот, чтобы ей возразить, почти закричала дрожащим голосом: — Я кому сказала, ну!

Настя обиженно скривилась, едва не заплакала. Отшвырнув альбом от себя, с громким топотом помчалась по лестнице. Лицо незваного гостя снова затвердело, приобрело жесткое выражение. Но Олесе сейчас было не до него, на пятки наступали другие проблемы.

— Послушай, давай, ты сейчас уйдешь, а если у тебя есть ко мне какие-то претензии, то мы встретимся в другой раз и поговорим. Не при ребенке, пожалуйста, — она без страха смотрела ему в глаза, но в тоже время и без вызова, с немой мольбой во взгляде. — Пожалуйста, — повторила, чувствуя его колебание, — не пугай мне ребенка, ей и так несладко. Я обещаю, что прятаться не буду… — запал кончился, ее голос дрогнул, слезы запросились наружу.

Не меньше минуты парень оглядывал ее испытующим взглядом, а затем, поставив кружку на стол, безмолвно удалился. Через треснутое окно в кухне Олеся видела, как он пересек дворик и запер за собой калитку. Прежде чем уйти окончательно, еще несколько секунд постоял у забора, глядя на их домик.

И только тут Олеся почувствовала, как ее бьет дрожь. Морозит в тонком халатике. Наверху Настя явно исходила обидой, но успокаивать ее сейчас сил не было. Как и говорить дочери о смерти любимой няни язык не поворачивался. Та обязательно расплачется, а следом и она сама. А она давно запретила себе плакать, несмотря ни на что. Нельзя себя жалеть, потому что жалость от слова «жало», и жалит ее жизнь вполне заслуженно.

Не замечая, что рука потянулась вытереть сухие глаза, Олеся открыла список контактов в телефоне. Так, сейчас ей нужно найти, куда пристроить на ночь Настю, потом думать насчет похорон, а потом еще уроки, а потом…

Блин, который вообще час?