Читать книгу - "Фаворитка короля - Анна О'Брайен"

— А то нет? И вы всему этому верите?

— Кроме того, — пожал плечами Уикхем, — он признался, что готовил для вас колдовское зелье, дабы вы могли чаровать Гонта и принца Уэльского своей корысти ради.

— Что, обоих? — прохрипела я.

— Да.

— Немного же чести от этого отцу Освальду. — Я и не знала, смеяться мне или рыдать от чудовищной нелепости обвинений. — В попытках склонить принца Уэльского на свою сторону я потерпела полное поражение, а Гонт — союзник непредсказуемый и ненадежный, им движет только стремление достичь собственных целей.

Мы помолчали. Швыряться мне было совершенно нечем.

— Спикер выжимает из этого все, что только можно, — подвел итог Уикхем.

— Конечно, а как же иначе? — Я попыталась вычислить следующий маневр в этом сражении, потому что, без сомнения, это и была битва не на жизнь, а на смерть. — И что же сделали с моим несчастным лекарем?

— Его в плачевном состоянии отправили назад, в аббатство Святого Альбана, чтобы с ним там разобрались его непосредственные наставники. Он им больше не нужен, мистрис. Им нужны вы. — Уикхем холодным взглядом посмотрел мне в глаза. Я ждала, когда он начнет порицать меня, но не дождалась. Значит…

— Вы были так добры, что сообщили мне обо всем, — сказала я, поглядывая на сверкающие металлом солнечные часы, отмеривающие минуты нашей беседы. А мне казалось, что прошло уже много часов с того мига, когда Уикхем впервые произнес слово «некромантия» и мой мир превратился в царство страха. Но тень от часов едва успела чуть сдвинуться за это время, а теперь набежали тучки и закрыли солнце. — Однако вы так и не сказали, верите вы сами этим обвинениям или нет.

— Грех алчности — возможно. Грех гордыни — наверняка…

— Ах, Уикхем!.. — Он что, станет перечислять все мои прегрешения?

— Но колдовство? Нет, не верю. Думаю, вы очень сильно любите короля. Сомневаюсь, чтобы вы решились так или иначе причинить ему вред.

— Ну спасибо. Вы — один из очень немногих. — Его слова немного утешили меня, но не слишком-то. Мы медленно зашагали назад, к дворцу, подгоняемые легким ветерком, который предвещал дождь. Итак, речь шла о гнусных выдумках худшего сорта, предназначенных для того, чтобы очернить меня до крайности. Я остановилась, не обращая внимания на первые крупные капли, упавшие с неба.

— Меня признают виновной? — Уикхем колебался с ответом, и я добавила: — Не нужно смягчать ответ. Скажите то, что думаете сами!

— У меня и в мыслях не было скрывать правду. Думаю, признают. Спикер сейчас напоминает гончую, которую науськали на добычу. — Я невольно попятилась. Пресвятая Дева, епископ и впрямь говорит то, что думает! — Самоуверенность де Ла Мара взлетела до небес после того, как он сумел заполучить Латимера и Лайонса. Всякий раз, когда я с ним встречаюсь, мне трудно не заметить в нем грех непомерной гордыни. Чтоб его черт побрал!

— Боже, сколько выражений, не подобающих духовному лицу! — слабо улыбнулась я. — И каково же будет наказание, если они докажут свое? Смерть?

— Вряд ли, — ответил Уикхем после некоторого раздумья. — Скорее всего покаяние и строгий пост: вы же никого не убили. В худшем случае — заточение.

— Тогда я буду готовиться к худшему, — сказала я, совсем не чувствуя на лице капель начавшегося дождя. — Не думаю, что де Ла Мар удовлетворится тем, что я несколько раз не пообедаю и прочту «Отче наш». — Мысль о заточении в темнице меня весьма пугала, и я пока изгнала ее из своих мыслей. — Что же мне делать, Уикхем?

— Вы можете найти убежище в Палленсвике.

Мне стало не по себе от того, что он этим подразумевал: попытка защититься от обвинений — не более чем пустая трата сил и времени. Но бежать?

— Нет, — ответила я не раздумывая. — Не могу. Вы же видели короля. Я нужна ему.

— Тогда оставайтесь здесь и ничего не предпринимайте. Ждите, вот и все. Быть может, спикер откажется от своего намерения…

— …если найдет против меня еще худшие обвинения, — закончила я фразу, которую он не решался договорить.

— А в чем дело? — впился в меня взглядом Уикхем. — Что вы еще натворили?

Я молча покачала головой и устремила взор вдаль, за деревья сада, которые теперь раскачивались под порывами ветра. Была одна тайна, и я молилась, чтобы она осталась сокрытой от глаз людских еще хоть немного. Иначе она принесет Эдуарду слишком много горя.

А если она все же откроется?

Вернувшись в свою комнату, чтобы сменить перепачканные юбки, я швырнула в стену красивый кувшинчик и тут же пожалела: никакого облегчения это мне не принесло, а служанке пришлось убирать последствия моего дурного настроения.

После отъезда Уикхема я вернулась к Эдуарду, в большую палату его личных покоев. Парадные облачения из золотой парчи с него сняли и аккуратно сложили, и на короле была сейчас домашняя одежда — ярко-алая, отороченная мехом, странно не соответствовавшая той высохшей фигуре, которую она облекала. Устроившись перед камином (он все время мерз, даже в самые теплые дни), он спал в высоком кресле, уронив голову на грудь; рядом на столике стояла кружка эля. Неподалеку застыл камердинер короля Джон Беверли — на случай, если его господин проснется и потребует чего-нибудь. Я жестом разрешила ему уйти, а сама опустилась на табурет у ног Эдуарда — так я любила сидеть, когда он был в расцвете сил, а я была совсем молоденькой. Однако мысли мои сейчас полнились отнюдь не воспоминаниями о прошедших днях. Я прислонилась головой к креслу, а в ушах все звучали предостережения Уикхема. Он не считал, что меня ждет особо строгая кара, но сама я была настроена не столь радужно. Мне казалось, что за мной уже захлопнулись прочные двери темницы.

Эдуард зашевелился, я подняла глаза, радуясь тому, что можно отвлечься от мрачных мыслей. Он медленно разомкнул веки, потом его взгляд упал на меня, стал осмысленным и сосредоточенным. Глаза были такими ясными и внимательными, что у меня сердце затрепетало от радости.

— Приветствую вас, Эдуард.

— Здравствуй, Алиса. — Даже голос у него звучал уверенно и громко. Король все еще не потерял способности удивлять меня. — Милая девочка, я скучал по тебе.

— Я была здесь, с вами рядом, пока вы спали. А до того вы принимали достойных лондонцев.

— Не помню, — вздохнул он. — Дай мне кружечку эля.

Я потянулась за забытой им кружкой, стоявшей рядом, и вложила ее в руку Эдуарда. Порой в нем ощущалось королевское достоинство. Он отхлебнул эля, вернул мне кружку.

— Ты мне споешь?

Сколько он всего позабыл!

— Я бы охотно, да только вам это не доставит удовольствия! Говорят, что мой голос напоминает скрип плохо смазанных дверных петель. — Я улыбнулась, припомнив, что Изабелла выражалась на этот счет гораздо резче, и увидела искорки ответной улыбки в глазах Эдуарда. — Но вот стихи, которые я нашла недавно, — они мне понравились, потому что рассказывают о давней любви, как у нас с вами… — Я оперлась на его кресло, поправила юбки и вытащила из кошеля на поясе маленькую книжечку. — Это стихи о зимних морозах и о том, как согревает человека неугасимая любовь. Вам они тоже понравятся. — И стала читать медленно, негромко, выговаривая каждое слово четко, чтобы Эдуард мог сразу понять смысл.