Читать книгу - "Слава, любовь и скандалы - Джудит Крэнц"

— Нет, мы все слишком возбуждены, чтобы спать. Так что мы готовы идти, как только ты скажешь. Есть мы не хотим, как выяснилось.

— Что ж… — Фов колебалась. Она не могла вот так просто встать и уйти от Эрика, пусть это был теперь и не ее Эрик. Черт бы побрал этих девчонок, почему они не могут спокойно посидеть и поесть? Куда они торопятся?

— Как скажешь. Айви не отходила от стола, ожидая ее решения. — Мы можем все пойти на улицу Кондотти, если автобусная экскурсия кажется тебе скучной, и заглянуть в магазин Гуччи. Вдруг у них там распродажа? Ты только скажи, а я все передам остальным. Мы сможем пока посмотреть путеводитель и почитать о достопримечательностях, пока ты закончишь.

— Но, мисс Коламбо, вы же не захотите пропустить Ватикан? — спросил Эрик. Они с Айви обменялись взглядами, мгновенно поняв друг друга.

— Отличная идея! Фов, ты же хочешь посмотреть Ватикан, правда?

— Ну…

— Ой, ладно, Фов, соберись с мыслями. Мы теряем драгоценное время. Мы все умираем от желания послать домой открытки из Ватикана.

— Проклятье, Айви, отправляйтесь туда одни. Я уже видела Ватикан. Встретимся в гостинице.

Айви, с трудом скрывая восторг, отошла от стола и направилась к подругам. Она всегда знала, что одной красоты недостаточно. На конкурсе среди девушек-подростков она не зря настояла на том, что прочитает поэму о Томасе Джефферсоне, которую сама написала. И вовсе не потому, что она не умела танцевать. Так ей удалось обратить на себя внимание. И конкурс она выиграла. Старушка Фов Люнель не помешает Айви Коламбо познакомиться с высокими, темноволосыми, опасными, кудрявыми римлянами, у которых рубашки расстегнуты до пупка.

— Девочки, вперед, — прошептала она, вернувшись к своему столику, — пока наша надсмотрщица не передумала. Этот парень просто чудо. Но никакой спешки. Мы должны выйти неторопливо, достойно, как и полагается настоящим леди. Арканзас, прекрати хихикать. Бэмби-два, не смей оглядываться на Фов. Хэролд, не подмигивай этому мужчине…

— Не прогуляться ли нам немного? — предложил Эрик, когда они вышли из ресторана на шумную Пьяцца дель Пополо, где изгибающиеся волнами мраморные балюстрады лестницы, ведущей на холм Пинчио, казались живыми, как и высокие ели в саду виллы Боргезе.

— Где? — Фов была немного озадачена широтой выбора.

— Давай просто побродим. — Эрик взял ее под руку.

— Отлично. Я чувствую себя так, будто прогуливаю школу. Мне не следовало бы отпускать их одних, но мне становится плохо при мысли о Ватикане. Я была в Риме только один раз и тогда решила, что обязана там побывать. К тому моменту, когда я все-таки добралась до Сикстинской капеллы, я еле передвигала ноги. Но как можно побывать в Ватикане и не увидеть капеллу?

— Помнишь папский дворец в Авиньоне? — спросил Эрик. — Я уже тогда понял, что Ватикан не для тебя. Я не промахнулся.

— Вот как!

— Ты же не думала, что я отпущу тебя с этими девушками?

— По-моему, это было вполне возможно.

— Мне надо о многом спросить тебя, Фов. Во-первых, ты возвращалась в Фелис?

— Нет.

— И ты так и не скажешь мне, почему?

— Нет, — резко ответила Фов. — Как поживают твои родители?

— Процветают. Отец ушел на пенсию и живет в Вильнев, так что он просто в восторге от того, что я решил жить в Авиньоне. А как твоя бабушка? Ее брак оказался удачным?

— Они с Дарси купили дом за городом, и теперь Магали счастлива, что может делать то, чем никогда в жизни не занималась. Она бывает в агентстве не больше трех дней в неделю. Бабушка уверена во мне, так что наконец может пожить для себя. Господь свидетель, она это заслужила, — задумчиво сказала Фов.

Они шли по узкой, заполненной людьми улице Маргутта к Испанской лестнице, проходили мимо художественных галерей, не замечая их, но вдруг Эрик потянул Фов за руку и втащил ее в старое обшарпанное парадное. Миновав его, они оказались в просторном дворе. В другом его конце вниз уходил холм Пинчио, покрытый зеленью, устремляясь к самому сердцу Рима.

— Здесь ты наверняка не бывала, — Эрик посмотрел на Фов, как бы ожидая, что она скажет.

А Фов снова видела перед собой молодого человека из танцевального зала в Юзесе. На лице Эрика появилось прежнее выражение, когда-то внушившее ей доверие с первого взгляда. Разделившие их годы неожиданно исчезли, как будто их никогда не было. Она заглянула Эрику в глаза.

— Почему ты не ответил на мое последнее письмо? — спросила Фов, наконец сумевшая задать вопрос, вертевшийся у нее на языке.

— Но я ответил! Это ты перестала мне писать.

— Этого просто не может быть.

— Я уверен, что последним написал тебе, — настаивал Эрик.

— Нет, последней была я.

— Мы не можем оба быть правы!

— Но и ошибаться мы не можем! — Фов тоже стояла на своем.

— Может быть, мы оба правы и оба ошибаемся. Как тебе такой вариант? — предложил Эрик.

— Я думала, что мои письма глупые, что ты изменился и тебе неинтересно читать то, о чем я пишу.

— А мне казалось, что мои письма слишком скучные по сравнению с твоей жизнью. Я мог рассказать тебе только об университете и о службе в армии. Я так дорожил твоими письмами… Я сохранил их все. Они у меня дома в ящике письменного стола.

— Я решила, что ты влюбился… и просто не хочешь написать мне об этом, — еле слышно прошептала Фов.

— Я представлял себе, что за тобой в Нью-Йорке толпами ходят поклонники.

— Так и было. Они и до сих пор ходят. Во всяком случае, половина из них. Я отбиваюсь от них палкой.

— И, может быть, ты кого-нибудь по-настоящему полюбила.

— Это не так.

— Даже чуть-чуть?

— В любви я не признаю никаких чуть-чуть. Но ты… Ведь прошло почти шесть лет!

— Я испытал все известные средства от неразделенной любви и разбитого сердца: тяжелую работу, выпивку, других женщин. Но ничего не помогло.

— Чье сердце было разбито? — Глаза Фов стали цвета тумана, поднимающегося над рекой в конце теплого весеннего дня.

— Мое. Я никогда не переставал любить тебя, но ты ко мне так и не вернулась.

— О, дорогой мой, — Фов прижалась к Эрику, и мир закружился вокруг нее. — Где твоя гостиница?

— В пяти минутах, если…

— Но везде пробки, нигде не проехать.

— Если идти пешком. В трех минутах, если мы побежим.

Кровать была большой, уютно проваливающейся в центре и поднимающейся вокруг них мягкими облаками. Фов подумала, что она похожа на теплый сугроб. Они с Эриком лежали, так тесно прижавшись друг к другу, что она не чувствовала, где кончается ее тело и начинается его. За последние несколько часов с ней произошло так много всего, что она словно опьянела от ощущений и эмоций. Фов не помнила деталей, все слилось в единую чувственную картину: ее стыдливость, когда она предстала перед ним обнаженной; минуты, когда он прикасался к ее соскам, а она не могла дышать; когда она смотрела на его кудрявую голову и думала, что не знала настоящей нежности. А потом на смену нежности пришло желание, вспышка страсти, в которой слились те две половинки, о существовании которых они догадались еще тогда, в маленькой машине среди стада овец в Фелисе. Соединились прошлое и настоящее. Они вальсировали вместе под звуки деревенского оркестра, прятались под старой грушей в саду гостиницы, лежали в теплом коконе в Риме, пронизанном красновато-золотистым светом солнца. Веки Эрика затрепетали под губами Фов.