Читать книгу - "Тайны пустоты - Валентина Ильинична Елисеева"

втором уникальном таланте – искусстве лгать? Не думаешь, что как раз это умение она использовала в разговоре с тобой? – Мать сделала паузу, но не удержалась-таки от продолжения: – Если бы ты выбрал девушку из моего списка, то сейчас не ломал бы голову, лгала ли она тебе и каков уровень твоих обязательств перед ней.

– Из-за твоего нестандартного поведения мы не можем сказать, какие были между вами договорённости и были ли они вообще, – подхватил отец, – а Таша действительно могла скрыть от тебя правду об этом. Зачем? Этого знать не могу, но кто мешает тебе спросить прямо?

«Не кто, а что: безумная страсть, – думал Стейз, ворочаясь всю ночь без сна и изнывая от желания оказаться рядом с той, что никак не желала покинуть его мысли. – Такие разговоры не ведут в людных местах, а если я окажусь наедине с ней за закрытыми дверями, то подвергну её риску нападения одичавшего сладострастного варвара. К медикам заглянуть за препаратами, блокирующими туманящее сознание первобытное влечение?»

Его едко кололи недавние воспоминания. Вот на собрании Таша насмешливо говорит, что ему надо просто пожелать её увидеть. Едва ли она догадывалась, насколько это не просто: пожелать всего лишь увидеть! Когда она растворилась в чёрной мгле и не появлялась, пока он тщетно пытался отыскать дорогу к ней, Стейзу захотелось залить пустоту гневом и заставить беспросветную мглу отдать ему Ташу.

К сожалению, никакое желание не могло вернуть ему утраченное, не могло вернуть даже память о том, каково это – чувствовать яркие эмоции. Потом Таша возвратилась сама, недоумённо сообщив, что она-то никогда и не теряла связь с ним, а ждала, что и он сможет эту связь ощутить. В тот момент Стейз порадовался, что ментальная проекция не так подвержена страстному влечению, как физическое тело, и он способен сдержать порыв зацеловать девушку до полусмерти, выплёскивая скопившееся напряжение. И логика в кои-то веки не ушла в подполье в присутствии Таши, выдвинув гипотезу, что её чувства к нему отнюдь не остыли.

«В пустоте, где нет ничего материального, только эмоции дают настоящую силу». – Он наизусть помнил эту аксиому новой теории пустоты. И логика подсказывала: раз Таша способна отыскать только его из всех нуль-физиков, значит, к нему она относится более эмоционально, чем к другим. Если она солгала об их прежнем уровне близости... Предварительное знакомство не даёт мужчине никаких прав на девушку, но вдруг их связывали более интимные отношения и обещания верности и совместного будущего? Они же тогда оговаривали условие, что выгорание эмоций не станет для них препятствием? Это условие оговаривают все наурианцы, если судьба сводит их с представителями других рас.

– Поговори с ней по-человечески! – следующим утром выдвинул ультиматум Оррин, будто сговорившись с психотерапевтами и родителями. – Мне больно видеть, как вы украдкой поглядываете друг на друга и ходите, как в воду опущенные. Ты мужчина – тебе и делать первый шаг, и мне плевать, какие психологические загвоздки мешают тебе его сделать! В домике на Земле, в котором вы жили, все стены были увешаны твоими портретами и толстая папка была битком набита ими же: синенькая такая папка, я видел, как бережно она докладывала туда рисунки, снятые со стен. Ведать не ведаю, что именно вы обещали друг другу, но образ того, кто безразличен, не изображают с такой откровенной любовью.

Стейз помнил путь к жилому блоку Таши, но даже если бы забыл – его б вывел к нему внезапно проснувшийся звериный инстинкт, генерирующий способность отыскать свою женщину где угодно в материальном пространстве. Крок подтвердил, что он стоит перед дверью космоэколога Натальи Грибнёвой, и Стейз коснулся символа колокольчика на панели вызова. Дверь тут же растворилась, стратег, стиснув зубы, шагнул через порог – и никого не увидел. Прошёл в гостиную, позвал Ташу – никто не откликнулся.

– Космоэколог Наталья Грибнёва в своём жилом помещении в данный момент времени отсутствует, – произнёс искусственный интеллект, отчего-то решивший, что Стейз нуждается в подтверждении очевидного.

– Почему тогда открылась её дверь? – насторожился Стейз, подозревая сбой систем безопасности.

– Ваши визиты внесены в систему охраны помещения как крайне желательные, допустимые в любое время и разрешённые по умолчанию даже в случае отсутствия хозяйки жилого блока.

– Хм-ммм... Когда добавлены в систему такие установки? – Крок назвал дату, недалеко отстоящую от того дня, что упоминала Таша: дня, когда он залетал за ней на планету, поражённую колониями вирусов-симбионтов. Девушка наверняка позабыла переустановить защитную систему после возвращения из родного мира, и та осталась в ранее заданном виде... В голове стратега щёлкнула запоздалая мысль, и он поспешил убедиться в её верности: – В моём жилом блоке применены такие же установки для Натальи Грибнёвой?

– Нет, – ответил искусственный интеллект, но удивиться и разочароваться Стейз не успел, услышав продолжение: – У вас космоэколог значится вторым полноправным хозяином вашего помещения. Прикажете изменить настройки вашего жилого блока?

– Нет, ничего менять не надо, – рассеянно ответил Стейз, чьи подозрения всё сильнее укреплялись. Он прошёл вглубь большой комнаты и заметил на письменном столе толстую синюю папку. Не о ней ли говорил Военный стратег? Не её ли видел в закрытом мире? – Крок, можешь сказать, что в папке?

– Рисунки.

– Я могу посмотреть на них?

– Хозяйкой помещения не предусмотрен запрет на какие-либо ваши действия в её комнатах.

Надеясь, что таковой запрет не появится после его самоуправства, Стейз открыл папку. Она была наполнена его собственными портретами, похожими на те, что сохранились в его личных бумагах. Перебирая рисунки, Стейз обращал внимание на подписи в углах листов. Верхние работы датировались тем временем, что он провёл в стационаре у медиков, и явно писались по памяти, а вот более ранние больше походили на наброски с натуры. Здесь имелись целые композиции: вот он сосредоточенно работает за столом, заваленном старинными приборами; вот растапливает древнюю печь и отблески огня играют на его лице. На листах бумаги он улыбался, хмурился, вопросительно приподнимал брови, недовольно сжимал губы, лукаво щурился.

Руки Первого стратега дрогнули, когда перед ним открылся ещё один портрет, изображающий его раскинувшимся на разобранной постели... Полуобнажённая фигура и чувственное выражение на лице не оставляли сомнений, что он мечтает о своей возлюбленной, ожидая, когда та закончит попусту суетиться и наконец-то придёт в его объятья. Таша умело изобразила это призывное и предвкушающее выражение – лицо мужчины, уверенного