Читать книгу - "Рыцарь света - Симона Вилар"

Звезду настигнуть нелегко.

Я смертный — не святой.

Вот только б ты меня ждала,

Была моей звездой.

Милдрэд не выдержала и, подхватив длинный шлейф сюрко, торопливо пошла к выходу. Не хватало, чтобы кто-нибудь из присутствующих увидел ее слезы.

Но у себя в башне она уже не сдерживалась и разразилась рыданиями. О, неужели она еще ничего не забыла? Неужели все еще продолжает любить этого обманщика? В глубине ее души таилась надежда, что когда Артур обнимал и целовал ее, то она значила для него не меньше, чем лоснившаяся от чужих ласк Ависа, к которой он в итоге вернулся. А Милдрэд все еще неосознанно тоскует по этому пройдохе. Ужасно!

Но при оживленном, шумном дворе герцогини Элеоноры некогда было предаваться печали. Постепенно Милдрэд стала входить во вкус местных нравов. Куртуазные комплименты, милое соперничество из-за нее нормандца Реми и принца Гийома, очаровательные беседы с Элеонорой.

Герцогиня говорила:

— Через несколько дней полнолуние, и я задумала устроить суд любви. Вам известно, что это такое, миледи? Нет? Тогда вам обязательно надо присутствовать!

Они с герцогиней шли по городским улочкам, возвращаясь после мессы в большом соборе Святого Стефана. Именно там Милдрэд показали гробницу Вильгельма Завоевателя — простую плиту с короткой надписью. Милдрэд стало не по себе, что она молится недалеко от праха поработителя Англии. Не уподобляется ли она вечно обиженному Хорсе, который уже давно служит норманнам?

Элеонора под предлогом легкой беседы задавала саксонке вопросы, свидетельствовавшие о ее интересе к положению в Англии. Она полюбопытствовала, каков в общении король Стефан, правда ли, что он слывет образцом рыцарства? И кто его ближайшие сподвижники? Генри Винчестерский? О, Элеонора в курсе, что сей прелат не столько озабочен сохранением короны на голове брата, сколько научными трудами и своей коллекцией ценных раритетов — древней скульптуры, старинных фолиантов, своим необычным зверинцем. А вот что скажет Милдрэд о графе Нортгемптоне? Говорят, это один из самых верных приверженцев Блуаского дома?

Милдрэд понимала, что интерес герцогини не случаен, но не видела причин что-то скрывать. Поэтому легко удовлетворила ее любопытство, сообщив, что хоть Нортгемптон и слывет самым непримиримым противником партии Анжу, он уже не молод, а его дети весьма равнодушны к политике и предпочитают больше охотиться в своих владениях. На вопрос о графе Варвике она дала такой же исчерпывающий ответ: Варвик тоже мужчина не первой молодости, а вот его жена, графиня Гундреда, женщина умная и предприимчивая, живо интересуется делами в Англии, правда, нельзя сказать, что она довольна политикой короля Стефана. Однако когда Элеонора спросила у нее про Хорсу, оживленное личико Милдрэд помрачнело.

— Мадам, мне неприятно говорить об этом человеке. Он убил моего отца.

Элеонора искоса взглянула на нее. Она сопоставляла: итак, Хорса, прослывший лучшим военачальником в войсках Юстаса, — личный враг возлюбленной принца. Тут было о чем подумать.

— Я никогда не видела его высочество Юстаса Блуаского, — осторожно начала герцогиня. — Так уж сложилось. Но слышала, что он едва ли не прокаженный. Потом эти слухи сошли на нет. И я не думаю, что вы бы выбрали его, если бы у него действительно была столь ужасная болезнь.

Милдрэд не отвечала. Элеонора заметила ее напряжение и перевела разговор на иное. Они как раз подходили к замку, где столпилось немало горожан, желавших приветствовать свою герцогиню, и, едва она приблизилась, вокруг раздались радостные возгласы. Люди приветствовали ее, бросали ей под ноги цветы, махали руками, улыбались.

Уже входя под арку ворот, Элеонора заметила:

— Они всегда особенно приветливы, когда я посещаю церковь. Дело в том, что в моем роду есть фея Мелюзина, покровительница вод и озер. В давние времена она стала женой одного из моих предков, причем была ему доброй супругой, пока муж не заставил ее прийти в церковь к святому причастию. И тогда ее загадочная сущность открылась: Мелюзина превратилась в птицу и вылетела в окно. С тех пор считается, что выходцы из Пуату имеют в себе частичку ее крови, а добрым христианам это не нравится. Когда я вхожу в храм, они смотрят на меня, ожидая, что и я во что-то превращусь. Даже жаль их разочаровывать, — засмеялась Элеонора. — Но мой первый супруг Луи, святоша и ханжа, всегда гневался, если при нем кто-то упоминал о Мелюзине. А вот Анри моя загадочность даже нравится. Анри вообще особенный. Я счастлива, что мы вместе.

Счастливая женщина. Женщина, которую добился отчаянный парень, давно любивший ее. И свет ее счастья окрылял всех, кто бы рядом. Милдрэд сама не заметила, как постепенно отвлеклась от своих проблем, стала чаще смеяться и уже не была такой угрюмой и пугливой, когда юный Гийом приглашал ее прогуляться по саду, а рыцарь Реми приносил ей полевые цветы, говоря, что сам их насобирал, ибо пока в его владениях идет война, это единственное, что он может предложить пленившей его сердце даме.

В вечер полнолуния гости герцогини собрались на открытой галерее замка. Свет луны четко очерчивал полукруглые арки галереи, ложился на облицованные камнем полы, на которых были расстелены пушистые ковры. На табуретах и скамьях с мягкими сиденьями расположилось нарядное изысканное общество. Огонь горел только в массивной чаше на треноге, куда, чтобы разогнать комаров, добавили листья мяты и фимиам, и этот запах смешивался с ароматом сидра, каким обносили собравшихся хорошенькие пажи.

— Пьем только сидр! — приказывала Элеонора. — Это кровь нашей земли, ее вкус.

Она господствовала среди собравшейся знати и в своем легком зеленоватом одеянии с длинной вуалью и впрямь походила на фею вод Мелюзину. Но сегодня Элеонора выглядела особенно: днем она получила письмо от супруга и была невероятно оживлена и очаровательна.

Милдрэд отхлебнула немного сидра: он был совсем другим, не таким, какой ей доводилось пробовать в Англии, — иной вкус и аромат, легкая игристость.

В стороне негромко играла музыка, придавая вечеру нечто праздничное и романтичное. Большинство присутствующих разделились на пары, как и полагалось на подобном собрании, и Элеонора не стала пенять своему деверю Гийому, когда тот заявил, что будет опекать их английскую гостью (слово «пленница» тут было неуместно) и докажет ей, что, несмотря на молодость, он ничем не хуже прославленного рыцаря Реми де Гурне. Они оба забавляли Милдрэд. Но еще забавнее было слушать то, о чем говорилось на суде любви. Может ли женщина быть возлюбленной сразу двух мужчин или это порочит высшую любовь? Милдрэд растерялась, ощутив на себе множество взглядов, а оба ее поклонника вступили в диспут, доказывая, что может, пока дама не сделает окончательный выбор. Но истинный влюбленный всегда застенчив — так утверждало большинство. Любовь не терпит напора и принуждения, какие убивают и утомляют чувство.

«Юстасу не мешало бы присутствовать на подобном собрании», — с сарказмом усмехнулась Милдрэд, вспоминая, как принц брал ее силой, при этом не переставая твердить о своих чувствах.