Читать книгу - "Поездом к океану - Марина Светлая"

Так они оба и держались. До тех пор, пока она заговорила срывающимся голосом, в котором звучало что-то такое, отчего у него по спине пробежал холод:

- Я думаю, что он прав. Было бы куда лучше, если бы я умерла. Столько поводов...

- Что ты сказала?

- Было бы лучше. Правда. Подумай. Я бы не мучилась. И не мучила бы его. Мы столько лет женаты, а я даже сына родить не могу. Конечно, Фабрис теперь на других смотрит, а я... я не знаю, по какому праву пытаюсь это изменить...

- Черт! - ошалело втянув носом воздух, рявкнул Юбер. – Ты молчала? Я ездил к вам, а ты молчала?

- Зачем тебе это знать? Ты дал мне крышу над головой. Ты дал мне возможность что-то делать... я не хочу, чтобы ты думал еще и об этом. Да и я не смогу ничего одна. Я никчемная. Он прав. Я ничего не сто́ю сама по себе.

- Он часто поднимал на тебя руку?

- Нет, что ты! – она испуганно взглянула на него из-под влажных, спутанных волос. Ее глаза распухли, заплыли бурым цветом. И это было отвратительно. Особенно в свете ее дальнейших слов: - Разве что иногда, пустячное дело. Вот так – первый раз. Правда. Но я сама виновата. Я рассердила его, объявила, что лучше бы нам развестись, коли он давно уже не любит меня. А Фабрис католик, он никогда не согласится. Я сама вынудила его так поступить, Анри. Честное слово! Вот он и... Может быть, он и не бил бы меня, дал бы оплеуху, как всегда, тем бы и кончилось... Да только я все никак не могла угомониться. Закрылась в комнате, стала собирать его вещи, он и вышиб дверь. И сказал все те слова.

- Он хотел тебя... он хотел…

- Нет, что ты! Нет, конечно. Фабрис не сумасшедший. И он не хочет в тюрьму, но я очень разозлила его. Единственное, что я могу, это злить его. Ему плохо со мной, я знаю. Я ведь даже в самые сокровенные минуты не способна... не годна ни на что, а ему нужно больше. Если бы у меня хотя бы был ребенок!

- Это хорошо, что у тебя нет от него ребенка.

- Нет... свой... не его. Свой. Ох, Анри, я так устала... не могу больше.

Она прикрыла глаза и судорожно выдохнула. Очевидно, ей было слишком плохо. Юбер осторожно протянул руку и коснулся ее мокрой головы рукой. Нежно погладил и подумал о том, что это странно, когда нежность в его касании рвется наружу вместе с яростью и ненавистью. Только те обрушатся совсем на другого человека. Как много смежается в одном теле в одно и то же мгновение. Ей больно. Она устала. Она напугана. Она не хочет жить. Ее сломали в очередной раз.

А может быть, он только думает, что сломали, потому что в действительности она сильная, куда сильнее его. Однако нежность в нем, жалость и безотчетное желание забрать себе хотя бы часть ее боли, сейчас было единственной причиной и единственным следствием жизни.

Он осторожно вымыл ее душистым мылом, пахнувшим земляникой. Этот запах тоже был совсем не взрослым и так сильно ей подходил.

- Где у тебя чистое белье? – спросил Юбер, стараясь не размышлять о том, что происходит. Анализировать он станет потом.

- В нашей комнате, в шифоньере. Не пугайся, там дверь... она...

- Я помню. Беллар ее снес. Но после ванны надо чистое, да?

- Чтобы опять сначала? Не хочу. Не могу. Каждый раз сначала – не могу.

- Ты дашь мне слово, что пока я буду искать, во что тебя одеть, ты не попытаешься утопиться?

Мадлен подняла голову и глянула на него. Нет. Не плачет, черт ее подери. Просто лицо в каплях воды. Испуганное и как будто бы не ее. Затем она облизнула губы и медленно заговорила:

- Фабрис уехал на станцию. Ты только пришел. Я больше трех часов была одна. Если бы я хотела что-то сделать, уже бы сделала. Но меня и так нет, Анри. Мой муж прав. Меня нет. Такая жизнь – это уже очень давно не жизнь. Я в январе была беременна, и опять ничего не получилось. Он сказал еще тогда, что больше не хочет пытаться, а та девушка... с которой он... может быть, могла бы, да только он женат, мы венчались. А я слишком никчемная, чтобы даже и утопиться. Понимаешь?

- Понимаю, - кивнул Юбер и решительно выволок ее из ванны. Она мокрая и голая. И плевать. На ее теле кровоподтеки. И он совсем не уверен в целости ребер. Но в больницу ее такую не отвезешь.

Он, как ребенка, вытер ее, завернул в полотенце и понес в комнату. Она подрагивала в его руках, вцепившись в мундир. А когда он уложил ее в кровать и сунулся к шифоньеру за другой рубашкой, услышал негромкий всхлип. Все же это к лучшему, решил Юбер. Бабе положено плакать, даже если это его Мадлен. Пока он рылся в вещах и нашел халат, ее тихий плач потихоньку превратился в вой, но и это было понятным для него, даже закономерным. Она выла, а он ее одевал. Потом укладывал на подушку. Раздевался сам, чтобы устроиться рядом. И еще долго поглаживал ее трясущиеся плечи, покуда она не затихла и не заснула.

Сам же спать не мог. Нежность никуда не девалась, лишь множась.

Но и ярость множилась вместе с ней, требуя, чтобы ее выпустили на волю. А он обещал Мадлен ничего не делать.

Врач.

Обязательно нужно врача, хочет она того или нет. Мадам Кейранн права – нет никакого «стыдно». Стыдиться не ей.

Так это странно выходит, кажется. Как это так выходит? Когда никому не делаешь зла за всю жизнь, а зло причиняют тебе. Раз за разом. Будто бы испытывая, где тот предел, до которого дотянешь. Относительно себя Юбер хотя бы знал за что. А ей? Ей – за чьи грехи? Или это он сам натворил на три жизни вперед, вот и наказывает близких? Кто наказывает? Тот, в кого он не верит?

К черту! Все вокруг вываляно в дерьме, и лучшего не случится.

Едва ее дыхание сделалось теплым и спокойным, и, касаясь его руки, которой он обхватил ее плечи, стало напоминать шевеление бабочки, порхающей у самой кожи, Анри заставил себя выскользнуть из постели. Не одеваясь, направился на кухню варить себе кофе и думать. Впрочем, о чем тут думать? Он прекрасно знал, что сделает. План оформился ясный и четкий, оставалось лишь воплотить его в действие.

Когда он, полностью одетый, с идеальной выправкой и чеканным шагом, совсем не напоминавшим о переломе, выходил из дому, светало. Над океаном шелковой алой лентой облаков протянулось отражение восхода.  Оно же стелилось и по бархатно-синей воде едва заметными бурыми бликами. Юбер глотнул воздуха, поправил кепи под козырек и направился к гаражу, где стоял фургон, купленный для нужд фермы.

До станции ехать было недолго. Требул – небольшой, что там добираться от одного конца до другого? Но в нетерпении и это время пытка.

Оказавшись у здания маленького даже по меркам коммуны вокзала, он проехал еще пару километров по прямой, до большой закрытой деревянной ротонды, где стояли локомотивы. Фабрис больше уже не ходил в рейсах кондуктором. Он работал здесь же, в ремонтном депо, в железнодорожной бригаде, и занимался техническим обслуживанием поездов.

Здесь Анри его и нашел, сидящего за самодельно сколоченным столом, в окружении приятелей, потягивающим что-то из кружки и играющим в карты. Все то же славное и добродушное выражение лица, глядя на которое никогда не подумаешь... не подумаешь о том, что случилось и, наверное, случалось не раз. Беллар сквозь смог сигаретного дыма и тусклого мерцания лампы его не видел, когда он вошел, что-то увлеченно рассказывая сослуживцам, от чего компания взорвалась дружным хохотом. К Лионцу дернулся лишь чумазый мальчишка, подрабатывающий здесь же после уроков – по возрасту, во всяком случае, он выглядел слишком молодо, чтобы работать, а не учиться. Лет пятнадцати, не больше.