Читать книгу - "Старая сказка - Кейт Форсайт"

— Бон-Бон, постойте!

Бал давали в садах. Для веселящихся придворных разносили портшезы, рядом вприпрыжку бежали их карлики, кувыркаясь и делая неуклюжие стойки на руках. Угадать, кто есть кто, было невозможно, потому что на всех были экстравагантные маски. Не прошло и нескольких секунд, как я повстречала трубадура с лютней, жонглера в разноцветном трико, нимфу, укутанную цветами, мужчину в золотистой накидке и золотой маске, рыцаря в полных доспехах, толстяка, нарядившегося младенцем, и молоденькую девушку в наряде сиамской[164]принцессы. Какая-то женщина переоделась пастушкой, ведя за собой в поводу из атласной ленты маленького блеющего барашка; другая вырядилась в белые меха, несмотря на жару, надев белую кошачью маску и розовые бархатные ушки. Все слуги были раскрашены белой краской и одеты в белые ливреи, изображая собой статуи. По Гранд-каналу плыли огоньки свечей, а на деревьях висели фонарики, расцвечивая ночь золотистыми брызгами света.

Я переходила от одной группы к другой, прислушиваясь к обрывкам долетавших разговоров. Мне долго не везло, от страха и волнения у меня подгибались колени, и вдруг я услыхала собственное имя.

— …мадемуазель де ля Форс…

— Вы уже слышали новости? Все только и говорят об этом.

Я узнала голос с сильным немецким акцентом и на подгибающихся ногах подкралась к группе придворных, прихватив по пути кубок шампанского с подноса, который держал выкрашенный в белое слуга с каменной физиономией.

Речь держала герцогиня Орлеанская, моя давняя подруга Лизелотта. С тех пор как я услышала, как она смеется над рассказом Мишеля, мы с нею почти не разговаривали. Несмотря на то, что сегодня она надела маску из павлиньих перьев и платье, столь обильно расшитое драгоценными камнями, что наверняка была близка к обмороку на такой-то жарище, ей не удалось скрыть ни свою коренастую, приземистую фигуру, ни круглое красное лицо, ни гортанный акцент.

— Великий Конде обманом усадил его в свой экипаж и умчал в Шантильи, намереваясь во что бы то ни стало разорвать эту нелепую помолвку с мадемуазель де ля Форс, — вещала Лизелотта.

— Значит, это правда, что они действительно были помолвлены? — спросил кто-то.

— О, он был безумно влюблен, — раздался еще чей-то голос.

— Подождите, сейчас я расскажу вам самое интересное, — вскричала Лизелотта. — Великий Конде собрал всех родственников бедного маркиза, и они принялись со слезами умолять его не губить себя союзом с какой-то нищей провинциальной выскочкой.

«Я — Шарлотта-Роза де Комон де ля Форс, внучка маршала Франции, — сердито подумала я. — Как ты смеешь так говорить!»

— Но маркиз отважно стоял на своем — он должен жениться на мадемуазель де ля Форс, — продолжала Лизелотта, сопровождая свои слова драматическими взмахами пухлой ручки. — Великий Конде пригрозил лишить его наследства. В отчаянии маркиз выбежал наружу и наверняка бросился бы в озеро, если бы двое его кузенов не схватили его и не оттащили подальше от берега. В пылу борьбы маленький мешочек, который он носил на шее, оторвался и упал на землю.

Лизелотта сделала паузу и обвела взглядом разрисованные и позолоченные маски, обступившие ее со всех сторон.

— Мешочек, который дала ему мадемуазель де ля Форс… — И она многозначительно умолкла.

— Что же было дальше? — поинтересовался кто-то.

Лизелотта дождалась, пока собравшиеся не затаили дыхание, и только тогда ответила:

— Голова маркиза моментально прояснилась, чувства его претерпели неожиданный поворот, и мадемуазель де ля Форс показалась ему такой же уродливой, какой она есть на самом деле.

На глазах у меня выступили слезы. Я отвернулась, боясь, что меня узнают даже под маской, и сделала вид, будто наблюдаю за танцорами.

— Значит, она заколдовала его?

— Что было в мешочке?

— Выходит, он находился под воздействием чар, раз предложил ей выйти замуж?

Лизелотта подалась вперед, и ее ярко накрашенные губы растянулись в злобной улыбке.

— Вы ни за что не поверите. Великий Конде приказал отыскать мешочек, и, когда его открыли, внутри оказались…

— Что?

— Скажите же нам!

— Что в нем было?

— Две жабьи лапки, завернутые в крылышко летучей мыши, и клочок бумаги с заклинаниями и шифром. — Лизелотта с торжеством оглядела маски обступивших ее придворных, наслаждаясь произведенным эффектом.

— Не может быть!

— Она заколдовала его?

— Черная магия!

— Вот как? Значит, это с самого начала было ворожбой?

— А иначе почему он возжелал жениться на ней? — презрительно фыркнула Лизелотта и заковыляла прочь, в поисках новых благодарных слушателей.

Я услышала, как эхо их восклицаний сопровождает ее:

— …Вы слышали?.. Мадемуазель де ля Форс… Черная магия… Иначе почему?

Эти же фразы неумолчно гремели и у меня в голове. Спотыкаясь, я побрела прочь. В животе у меня образовался тугой узел, словно влажное белье, которое прачка выжимает сильными красными руками. А потом я увидела маркиза. Взгляд его остановился на мне. Не представляю, как он узнал меня под маской. Вероятно, меня выдал рост и длинная нескладная фигура, к которой он так часто прижимался всем телом. Или полные ярко-красные губы, которые он целовал столь страстно, или же пьянящий аромат духов, которые он мне подарил. Я увидела, как по его лицу скользнула тень узнавания, сменившаяся презрительным отвращением. Он повернулся и зашагал прочь, а я осталась совершенно одна посреди безумного кружения незнакомцев в масках, этого парадного шествия злобно скалящихся демонов.

Аббатство Жерси-ан-Брие, Франция — апрель 1697 года

Я проснулась перед самым рассветом. В затуманенном сознании медленно таяли обрывки кошмаров. Вот уже много лет я не вспоминала об унижении, которому подверг меня маркиз де Несль, старательно запрятав его в самый дальний уголок души. Он женился на какой-то недалекой особе с богатым приданым и тут же принялся его проматывать. Я была удручена тем, что воспоминания о нем все еще способны причинить мне боль.

До моего слуха донесся тонкий свист, за которым последовал шлепок и негромкий стон. Звуки повторились. Свист. Шлепок. Стон. Я потихоньку встала с кровати и заглянула в щелочку в занавеске, отделявшей мою келью от комнаты сестры Эммануэль.

Наставница послушниц стояла на коленях на полу, обнаженная до пояса, и хлестала себя завязанной узелками веревкой. Ее спина была узкой, с выступающими позвонками, и бледную кожу крест-накрест перечеркивали красные полосы и шрамы. Бич вновь впился в ее плоть, и на коже вздулся очередной рубец, по краям которого выступили капельки крови. В ее стоне прозвучало упоение и боль.