Читать книгу - "Почти невеста - Джейн Фэйзер"

Джек оглядел ее очень внимательно, потом одобрил коротким кивком и повернулся к своему чемодану на полу. Он извлек из него кожаный мешочек, открыл его, и на соломенный матрас излился дождь золотых монет.

Арабелла с удивлением смотрела на золотые ливры, суверены, гинеи. Как можно обладать таким количеством золотых монет? Одно дело – банковские счета, но совсем другое – живое золото.

Джек принялся сортировать монеты и сначала отобрал ливры.

– Форэ будет легче с ними обращаться, – сказал он, высыпая их в мешочек.

Потом он добавил к ним пригоршню гиней и туго затянул шнурок мешочка.

– Куда мне его положить? – спросила Арабелла.

В былые дни она могла спрятать мешочек под фижмы или пристегнуть к талии серебряной цепочкой. Но легкое платье, которое она носила теперь, не давало возможности надежно скрыть кошель в одежде.

Джек задумался.

– Это не совсем удобно, – сказал он наконец, – но, пожалуй, лучше всего тебе носить его на запястье, как вечернюю сумочку. Можешь придерживать его рукой.

Он протянул ей кожаный мешочек, и она сделала, как Джек посоветовал.

Мешочек был слишком велик, чтобы совсем скрыться в ее кулаке, но, если не вглядываться внимательно, можно было его не заметить.

– Теперь это. – Он вернулся к своему чемодану и вынул оттуда шелковый кошелек, открыл его, и на ее ладонь упали прекрасные сапфировые сережки. – Надень их. Можешь распорядиться ими, если сочтешь необходимым. Форэ алчен, но не исключено, что содержимое кошелька его удовлетворит. Он возьмет свои комиссионные, а остальные деньги использует как взятку.

Его губы изогнулись в кривой усмешке, а глаза снова стали непроницаемыми, но на этот раз Арабелла не смутилась. С этим ничего нельзя было поделать. Она кивнула и теперь ждала.

Помедлив с минуту, он продолжил:

– Если тебе покажется, что он хочет больше, или вдруг почувствуешь неуверенность, отдай ему серьги. Пусть он сочтет…

– Джек, любимый, я знаю, как поступить. Когда я сниму эти… – Она дотронулась до голубых огоньков в ушах. – Если я их сниму, он будет считать, что я отдаю ему последнее…

– Да, это понятно. – Он говорил отрывисто, отвернувшись к лестнице. – Марсель уже, вероятно, привел в порядок телегу.

Она последовала за ним вниз, стараясь не наступить на оборки своего платья. Хоть оно и было простым, но никак не соответствовало обстановке кухни с ее грубой мебелью. Жан Марк хмыкнул и объявил:

– Прекрасна, как только что отчеканенная монета.

Арабелла присела в реверансе:

– О, благодарю вас, месье.

– Следите за своей речью, – предупредила Тереза.

– Citoyen, – поправила себя Арабелла. – Это была только шутка, citoyenne Тереза. Я знаю, как и что говорить.

Она подметила раздражение в своем тоне. Ей было неприятно, что они считают ее новичком, за которым нужен глаз да глаз, чтобы он не наделал ошибок. Разве нынешним утром она не оказалась запертой в ужасном и мрачном помещении женской камеры тюрьмы Ле Шатле?

– Тереза не имела в виду ничего обидного, Арабелла, – сказал Джек.

– Разумеется, не имела, – согласилась Тереза. – Но мы привыкли опасаться за свою жизнь в случае, если ненароком скажем что-нибудь не так, мадам. Простите нам наши опасения и излишнюю осторожность.

Арабелла едва заметно пожала плечами:

– Я не обижаюсь, Тереза. Понимаю, что вы привыкли к осмотрительности, которой я еще не научилась. Но я не предам никого из вас.

Тереза улыбнулась с заметным облегчением:

– Мы все это понимаем, мадам. И душой будем с вами.

Она повернулась к двери чулана за своей спиной и сняла с крючка шерстяной плащ с капюшоном.

– Наденьте это. В таком платье вы будете привлекать к себе внимание. Не говоря уже о сережках.

Арабелла приняла плащ. Это и в самом деле было мудрой предосторожностью. Контраст между ней и Джеком в его теперешнем виде был просто смехотворным.

– Благодарю вас.

Она закуталась в плащ и накинула капюшон на голову, стараясь не потревожить соломенной шляпки и скрыть сапфиры. Потом вышла из дома вместе с Джеком.

Телега Марселя хоть и не походила на экипаж джентльмена, была довольно чистой. Поперек сиденья возницы было постлано чистое одеяло, чтобы не запачкать спины пассажиров. Картофеля видно не было, как и оленьих окороков. Лошадка была крепкой и стояла смирно.

– Я поеду сзади, – сказал Марсель, передавая вожжи Джеку. – На всякий случай.

Он не стал ждать ответа Джека, а просто прыгнул в телегу, забился в угол и оказался отчасти скрытым куском мешковины. Джек поднял Арабеллу и усадил на скамью, предназначенную для возницы. Она расправила юбки, не удержавшись при этом от презрительной гримаски, вызвав, несмотря ни на что, улыбку своего мужа. Потом он взобрался на телегу, сел рядом с ней и взял в руки вожжи.

Они проехали по людным улицам, пересекли реку, миновали дворцы Лувр и Тюильри. У обоих массивных зданий был заброшенный вид. За садами Тюильри ухаживали плохо. Арабелла вспомнила рассказы о резне швейцарских гвардейцев в этом саду и отвела глаза. Она отвернулась и от гильотины, стоявшей на большой площади, где заканчивались сады Тюильри. Телега легко вписалась в поток других транспортных средств и привлекала ничуть не больше внимания, чем грубоватый возница.

Арабелла смотрела прямо перед собой, радуясь тому, что ее скрывает плащ, и чувству» вес тяжелого кошеля с деньгами на коленях.

Они прокатили по Рю бент-Оноре, и Джек остановил телегу возле красивого дома. Двустворчатые ворота вели во двор. Дом, некогда принадлежавший дворянину, теперь был куплен одним из представителей новой республиканской аристократии. Губы Джека презрительно скривились. Форэ, должно быть, отлично знал, кому дать взятку, а кому оказать внимание или услугу, пока карабкался наверх, цепляясь зубами и когтями.

– Я не хочу въезжать во двор, – сказал Джек. – Тебя ожидают. Поэтому привратник впустит тебя, не задавая лишних вопросов.

Арабелла пожатием плеч избавилась от плаща и вылезла из телеги.

– Ты останешься здесь?

– Конечно. Если ты не вернешься через полчаса, я приду за тобой.

Она покачала головой:

– В этом не будет необходимости. Леди Данстон знает, что делает.

Арабелла улыбнулась ему, стараясь успокоить. Его волнение и отчаяние были в каждой черте его лица и в глубине глаз, полных беспокойства и походивших цветом на сумрачное зимнее море. Она никогда не видела его таким. Он умел скрывать свои чувства под маской веселья и жизнерадостности. Казалось, ничто не может вывести его из равновесия. Даже когда он погружался во мрак своего отчаяния, то оставался с виду спокойным и не выдавал своих чувств. Но сейчас он весь был как открытая рана.