Читать книгу - "Гуннхильд, северная невеста - Елизавета Дворецкая"

Но Гуннхильд хорошо понимала: имея двоих сыновей, Горм наверняка желает видеть одного из них конунгом в Слиасторпе. Ему понравится мысль женить сына на дочери бывшего владельца этих земель. Но что сделает ее отец? Олав-конунг был храбр, но не слишком благоразумен. Оттого Асфрид горевала вдвое сильнее, когда ставила поминальный камень по своему среднему сыну Сигтрюггу: потеряв самого толкового из сыновей, она понимала, что теперь судьба рода и страны в руках Олава. Сигтрюгг и погиб оттого, что братья не вовремя рассорились, и от досады Асфрид даже не упомянула о младшем сыне в надписи на рунном камне.

Все зависело от настроения Горма-конунга. Встретиться с ним Асфрид и Гуннхильд предстояло уже завтра – до усадьбы Эбергорд, где жил Горм, оставалось меньше дневного перехода. Род Кнютлингов пришел с севера Ютландии, но, захватив власть над срединной частью полуострова, обосновался возле святилища, где даны приносили жертвы уже не первый век. Вблизи древнейших погребений еще тех вождей, что приходились сыновьями богине Гевьюн и бились бронзовыми клинками.

– А почему усадьба так называется? – спросила Гуннхильд по дороге.

Моросил дождь, и они с бабушкой, сидя в повозке, прятались под кожаными плащами. Кнут ехал рядом верхом.

– Такое название дал ей мой дед Хёрдакнут, – охотно начал рассказывать он. – Тогда усадьба едва была построена. Однажды ночью он вышел по нужде и увидел, что огромный кабан жрет пойло, приготовленное в колоде для домашних свиней. Он быстро вернулся в дом, разбудил своего человека Стейна и сказал: «Подай мне мое охотничье копье». Стейн сказал: «Но сейчас слишком темно, чтобы идти в лес». А Хёрдакнут ответил: «Мне не придется идти далеко». Тогда Стейн подал ему копье, он вышел и убил того кабана. И сказал, что отныне его усадьба будет называться Кабаний Двор.

Гуннхильд улыбнулась: скорее всего, ей довелось услышать семейное предание. Чтобы убить кабана одним ударом, в одиночку, ночью… Впрочем, в прежние времена люди были куда удалее нынешних, это вам всякий старик подтвердит!

– Но этому есть и другое объяснение, – вступил в разговор Регнер-ярл, видя, что она старается подавить улыбку.

– Дело в том, что неподалеку от усадьбы есть старинный священный камень. Он посвящен Фрейе и имеет вид свиньи или кабана. Именно там наши конунги приносят жертвы, хотя во все остальное время, кроме двух главных годовых праздников, мужчинам не советуют приближаться к нему. Фрейя благосклонна только к женщинам и только от них принимает на этом месте мольбы и жертвы.

– А можно нам пойти к нему? Бабушка! – Гуннхильд оглянулась на Асфрид. – Думаю, нам с тобой было бы очень хорошо принести жертвы Фрейе.

– Едва ли отец станет возражать, – кивнул Кнут. – Уже завтра мы будем в Эбергорде, и тогда я провожу вас к Серой Свинье – он так называется.

– А нельзя ли нам попасть сначала к Серой Свинье, а потом уже в усадьбу? – попросила Гуннхильд, и Асфрид одобрительно кивнула.

– Не лучше ли вам сперва отдохнуть после долгой дороги? – предложил Регнер.

– Мы ведь не знаем, насколько Горм-конунг будет милостив к женщинам Инглингов, – заметила с грустью королева Асфрид. – А Фрейя добра к нам, мы ведь совсем недавно получили тому подтверждение. Будет лучше, если мы сначала попросим ее о покровительстве, а потом уж явимся к Горму. Пусть Фрейя внушит ему доброе отношение к двум одиноким женщинам прежде, чем мы покажемся ему на глаза.

– Мой отец не обидит женщин! – заверил Кнут. – Тем более что вы сами отдались под мое покровительство и пришли к нему как свободные гостьи и наши родственницы.

В его голубых глазах, устремленных на Гуннхильд, отражались преданность и готовность защитить ее. Это, конечно, было хорошо, но решать будет все-таки не он, а его отец.

– Но почему бы им не попросить богиню, если от этого будет спокойнее? – заметил Регнер. – Мы ведь поедем почти мимо, это не задержит нас надолго.

На том и порешили. Миновало еще несколько дней, и вот Регнер-ярл показал тропинку, отходившую от Ратного пути: она вела к Серой Свинье. Но повозку пришлось оставить: петляющая меж холмов и перелесков тропа была для нее слишком узкой и каменистой.

Кнут и Регнер пошли проводить женщин. Они прихватили хлеб и сыр из дорожных припасов для подношения богине; жаль, молока и меда пока было взять негде, но это можно будет восполнить в будущем.

День выдался довольно ясный, снег не шел, а прежний растаял, так что идти приходилось осторожно, чтобы кожаные подошвы башмаков не скользили по мокрым камням. Кнут поддерживал Гуннхильд, Регнер взял на себя заботу о королеве Асфрид. Кто-то из его людей вырубил ей для надежности посох, хотя обычно королева, еще бодрая для своего возраста, обходилась без подпорок.

Священное место уже давало о себе знать: на низких сучьях деревьев, на больших камнях вдоль тропы виднелись черепа коз, овец, свиней, оставшиеся от прежних жертвоприношений. Их было довольно много, а ведь животных в жертву приносят не чаще двух раз в год. На кустах здесь и там болтались на ветру ленты, куски полотна, небольшие мотки пряжи – обычные жертвы богиням-покровительницам.

– Наши женщины обходят Серую Свинью по три раза, каждый раз оставляя что-то возле нее, – рассказывал по дороге Кнут. – Это очень почитаемое место: там вокруг несколько курганов, в том числе могила нашего деда Хёрдакнута.

– А его отца?

– Его отец, Свейн, сын Харальда, погребен у себя на родине, в Рогаланде. Дед Хёрдакнут был первым из нашего рода, кто раздобыл себе владения в Средней Ютландии. Вон она! – Кнут остановился и показал вперед. – Видите за деревьями большой серый камень? Это и есть Серая Свинья. Дальше мы с вами не пойдем и будем ждать у дороги. Сейчас не та пора, чтобы Фрейя захотела видеть мужчин возле своего священного камня.

– Хорошо, мы не заблудимся и сами, – поблагодарила Асфрид.

Дальше они двинулись вдвоем.

Валун под названием Серая Свинья очертаниями и впрямь напоминал свинью, только размером с бедняцкую хижину. К камню вела широкая тропа, хорошо заметная даже на каменистом грунте, а шагов за десять до него заканчивалась у границы, выложенной небольшими белыми камнями. В круг священной земли имел право войти лишь приносящий жертвы. В дни больших годовых празднеств к самому камню приближался только конунг-жрец с женщинами своей семьи, а все прочие останавливались у белых камней. Сейчас еще под валуном виднелись свиные кости и череп, оставшийся после недавнего йоля; когда они окончательно очистятся и побелеют, череп присоединят к остальным на дороге, а его место займет голова новой жертвы.

А может, под самим камнем лежит и несколько человеческих черепов, подумала Гуннхильд. Головы древних конунгов, в неурожайный год принесенных в жертву богам плодородия, для предотвращения голода. На ее памяти ничего такого уже не происходило, но старинные саги помнили этот обычай. Эту участь разделил и кое-кто из ее далеких предков Инглингов.

У черты белых камней Гуннхильд и Асфрид остановились и помолчали, собираясь с мыслями. Потом Асфрид вошла в священное пространство и медленно двинулась вокруг камня, нараспев вознося мольбу к Фрейе: