Читать книгу - "Лучше быть, чем казаться - Одри Карлан"

– Ты думаешь, что ты особенная, да?

Его слова так и сочатся злобой.

Я качаю головой, стараясь говорить как можно спокойней.

– Вовсе нет.

Это правда, но, судя по его реакции, он мне не верит. Нахмурившись, он разворачивается и шагает ко мне, пока мне не приходится вскинуть руки, чтобы удержать его. Но Аарон не останавливается. Он продолжает напирать, так что вскоре я утыкаюсь спиной в бетонную стену в каком-то темном углу. Еще пару шагов, и его грудь упирается в мою, а я все еще не соображаю, что происходит. Я пытаюсь придумать, как бы выпутаться из этой ситуации, но шампанское притупляет рефлексы. Руки и ноги кажутся тяжелыми, словно налиты свинцом.

– Аарон, ты не хочешь этого делать.

Сейчас он стоит очень близко, и его нос скользит вдоль моего виска. По позвоночнику бегут мурашки, тонкие волоски на затылке встают дыбом.

– Конечно же, хочу.

Он говорит ровно, как автомат, без всяких эмоций в голосе.

Я снова толкаю его в грудь, надеясь, что он хоть немного отступит. Результат нулевой. Страх, сильный и жаркий, будоражит мои чувства, все сводится к простому рефлексу «драться или бежать».

– Пытаешься сбежать, маленькая шлюшка, – пьяно тянет он.

– Я не шлюха, Аарон. И тебе это известно.

Я отпихиваю его и бросаюсь вперед, изо всех сил желая убраться отсюда подальше. Но тут все становится только хуже.

Аарон прыгает на меня и кусает в основание шеи, там, где она переходила в плечо. Сильно. Так сильно, что я кричу во весь голос. В ране пульсирует боль. Но Аарону плевать – он пользуется тем, что намного сильнее меня.

– Мне известно, что мой папаша нанял тебя, чтобы ты изображала его шлюшку перед богатенькими дружками-извращенцами. И мне известно, что ты работаешь в сопровождении и получаешь помесячную оплату. Пришло время отработать папины денежки.

– Dios mio, Миа. Прошу тебя! Я здесь. Это Антон. Антон! Я ничего тебе не сделаю!

Антон держал меня, крепко прижимая к себе и не давая пошевелиться.

Это грызущее чувство было таким мощным, что я рванулась изо всех сил, извернулась у него в объятиях и закричала. Он тут же отпустил меня, словно угодившую ему в руки гранату. Я ринулась к мусорному баку, стоявшему у края теплицы, и меня вывернуло наизнанку. Мое тело сотрясали чудовищные спазмы. Учитывая, что я еще не позавтракала, в желудке почти ничего не оказалось. Слава богу. В основном кофе и желчь. Антон стоял близко, но не настолько близко, чтобы меня снова сковало от ужаса. Певец скрестил руки на груди, а шляпа повисла на резинке у него за спиной. Его глаза потемнели от сожаления, а возможно, даже от жалости.

– Не смотри на меня так! – прорычала я, вытирая рот тыльной стороной кисти.

Мне снова нужно было в душ. На лбу выступили капельки пота, желудок опять сжался. Двигаясь словно пьяная, я добралась до ближайшей скамейки и села. Антон пошел следом за мной, но садиться не стал.

Он опустился на одно колено, дожидаясь, пока я подниму голову. Наши взгляды встретились.

– Ты можешь поговорить со мной.

Его слова были проникнуты тревогой и сочувствием.

На меня, словно удар молота, обрушились гнев и раздражение.

– А ты со мной хочешь поговорить? – стукнув себя по груди, выпалила я в ответ. – Что у тебя за история с едой, Антон?

Медленно вдохнув, он сжал губы большим и указательным пальцем. Нечто темное, поднявшееся из глубины, придало его зеленым глазам цвет грозового моря. Потом он вздохнул, и его лицо смягчилось.

– Я вырос в бедной семье. Очень бедной. Настолько бедной, что нам часто приходилось выживать на одной воде и тех объедках, что мы с братом и сестрой добывали в мусорных баках шикарных ресторанов, окружавших нашу халупу. Пуэрто-Рико – это не только солнечный свет, красотки в бикини и бесконечные пляжи. Многие районы там все еще напоминают страны третьего мира. Восточная часть острова очень опасна, и именно там я вырос.

– А сколько вас было в семье?

– Трое. У меня один брат и одна сестра. Но mi papa умер, когда мы были совсем маленькими. Mi mama делала все, что могла, но я помню слишком много ночей, когда отправлялся спать голодным. Целые годы бурчания в животе.

Он встал и раскинул руки, словно король в своих владениях.

– Но с этим покончено. Mi mama теперь получает от меня много денег и живет тихой, счастливой жизнью, ни в чем не нуждаясь. То же самое с моими hermanos. С братом и сестрой, – пояснил он на английском.

Я зажмурилась и сосчитала до десяти – мой единственный способ противостоять миру. Когда пульс замедлился, я открыла глаза и сказала:

– У моего последнего клиента был сын, политик очень высокого ранга. Он избил меня, попытался изнасиловать. Подошел очень близко к изнасилованию. Слишком близко.

Даже от этих слов на языке остался привкус мерзости и гнили.

– Когда?

То, как мягко Антон говорил, убедило меня, что я могу довериться ему, поделиться тем, чем в обычной ситуации не стала бы делиться с малознакомым человеком.

– Примерно три недели назад.

– Coño, так недавно? Боже, Миа. Этот ублюдок в тюрьме?

В том-то и проблема. Я покачала головой, и глаза Антона сузились.

– Я не стала подавать заявление.

Признать это вслух было все равно, что получить удар зазубренным ножом в живот. И хотя я сделала это ради высшего блага, но все еще не могла смириться с тем, что он слишком легко отделался. Да, пускай он выполнил все мои требования, но это не помогло залечить глубокую, зияющую рану внутри меня – рану, которая могла затянуться лишь в том случае, если бы Аарон понес справедливое наказание.

– Нет. Были смягчающие обстоятельства. Я сделала то, что должна была сделать. Достойного выхода из ситуации не было. Если бы я обратилась в суд, то пострадали бы не только мы двое. К тому же мне не хотелось причинять вред множеству хороших людей ради того, чтобы засадить за решетку одного больного ублюдка.

Антон кивнул.

– Иногда принимаемые нами решения даются нам труднее, чем кто-либо в состоянии представить, – сказал он без тени осуждения.