Читать книгу - "Единственные - Далия Трускиновская"

Материнская паника перепугала Илону – она поняла, что потеря девственности для матери сродни атомной войне и бомбардировке Хиросимы. Раньше мать так не вопила…

Вдруг Илоне стало смешно – мать что, действительно считает, что девственности можно лишиться только ночью и под одеялом? Она хотела задать этот невинный вопрос, но мать окончательно утратила чувство реальности.

– Мама, автобусы уже не ходят, а денег на такси у меня нет! – заявила Илона. Насчет автобусов – это была чистая правда, а деньги имелись – отложенные на новую сумку. Мать о них не знала – сумку Илона собралась легализовать кружным путем, как будто выменяла ее у Лиды на складной зонтик. Зонтик она сломала, и даже Рома, человек технически грамотный, не сумел его починить.

Рома вообще многое умел и даже обещал научить корректуру поднимать петли на колготках. Из-за одной дорожки выбрасывать новые колготки – это было безумное расточительство, а мастерская, где этот трюк проделывали, находилась не то чтобы на краю света, но по дороге к нему, за десять трамвайных остановок от редакции.

– Если ты там останешься, можешь вообще домой не возвращаться, – сказала мать.

Решив, что эту проблему пусть расхлебывает отец, Илона повесила трубку. Было неприятно и смешно: раньше мать никогда не казалась такой смешной. Раньше, впрочем, между ними было доверие. А теперь вдруг оказалось, что мать совершенно не доверяет Илоне. Ну и пусть думает, что ей угодно!

Лида, не раздеваясь и не разбирая постель, легла на узкий диванчик лицом к стене. Илона села рядом.

– Завтра мы что-нибудь придумаем, – сказала она. – Варвара – ты же знаешь Варвару! Она до ЦК партии дойдет!

Но Лида все равно молчала. В конце концов Илона сняла сапожки, легла рядом, укутала себя и Лиду старым одеялом, заменявшим плед, обняла подругу – если не обнять, то, пожалуй, ночью свалишься на пол. И заснула.

Утром оказалось, что умываться нужно на кухне – ванной в квартире не было. Лида сидела на диване и односложно отвечала на вопросы – это уже было достижением. Илона приготовила ей завтрак. Теперь неплохо было бы поехать домой, благо родители ушли на работу и скандал переносится на вечер, переодеться – и в редакцию. Там наверняка были какие-то новости.

– Лидка, поедем ко мне. Примешь душ хотя бы, – сказала Илона.

– Не хочу.

– Как это – не хочу? Тебе нужно ходить чистенькой…

Тут только до Илоны дошло, каких трудов стоил подруге обычный уход за собой: подмыться – и то целое приключение.

Взъерошенная Лида наконец вынула из волос длинные черные шпильки, и тут оказалось, что ее прическа, строгая прическа деловой женщины, да и не только деловой, модная в шестидесятые годы, состоит из двух частей: собственно волосы, живые, растущие на голове, и ком не-пойми-чего, обмотанный темными нитками. Этот ком Лида приспосабливала на макушке, обтягивала своими волосами, и получалась прическа, достойная правильного будущего безупречной женщины. Такие женщины одним своим видом должны вызывать уважение – и Лида, очевидно, подцепила идею у школьной учительницы, строгой и в идейном отношении совершенно безупречной.

Илона впервые увидела Лиду с распущенными волосами и даже удивилась – есть, оказывается, девушки, которым такая вольная прическа совсем не к лицу. Крупное Лидино лицо как раз и требовало шиша на макушке, и чтоб ни одна прядка не выбивалась. А вот круглолицая Вероника носила распущенные волосы – и ничего…

– И что, ты так и просидишь тут весь день одна? – спросила Илона. – Едем в контору! Может, Варвара уже все провернула, ты же ее знаешь – она такая!

С большим трудом ей удалось выковырять Лиду из комнатушки и привезти к себе домой.

На лестничной площадке Илона увидела молодую женщину, сидевшую на чемодане.

– Галка, ты, что ли? – удивилась она.

– Илонка! Я это, я!

Галочка, дочь соседки тети Тани, три года назад окончила что-то непроизносимо-техническое и как молодой специалист уехала по распределению в какую-то невозможную тьмутаракань. Собственно, на три года ее туда и сослало государство поднимать химическую промышленность, и тетя Таня уже принялась ждать ее обратно. Однако Галочка застряла, по телефону и в письмах намекала на знаменательные события, тетя Таня сильно беспокоилась – ну как выскочит замуж за тамошнего первого парня на деревне и похоронит себя в глуши?

– Ты чего тут сидишь? Тети Тани дома нет?

– Наверно, она мою телеграмму не получила. Илонка, поздравь – я замуж вышла!

Галочка встала, чтобы обняться и расцеловаться с соседкой, и тут стал виден ее округлый аккуратный животик. Он высунулся из расстегнутого пальто, словно самостоятельный любопытный зверек: ну-ка, что в мире творится?

– Ой, поздравляю, поздравляю! – воскликнула Илона. – Идем к нам, что ты на лестнице? Идем, идем! Я тебя чаем напою, у нас хороший, маме в столе заказов сунули в пакет какой-то импортный, ошиблись пакетом, наверно.

Лида молча отошла в сторонку и стала совершенно беззвучно спускаться по лестнице.

– Чай – это здорово! – согласилась Галочка. – Ты как? Учишься?

– Я ушла из института, но это все неважно! Вот, работаю…

Галочка встала, и Илона подхватила ее чемодан.

– Что ж ты? Как же ты – без диплома? – искренне удивилась Галочка, которую ее химический диплом загнал в тьмутаракань. – Ладно, я с тобой еще разберусь! Я еще Толика с тобой познакомлю, он тебе мозги вправит!

– Какого Толика?

– Моего Толика!

Ох, как она произнесла это «моего» – со всей женской гордостью, какая только возможна, и со святым убеждением – весь мир должен знать, что этот замечательный Толик принадлежит ей, Галочке.

Тут только где-то внизу застучали каблуки.

– Лидка!.. – воскликнула Илона и побежала догонять подругу. Но Лида скрылась – как будто в воздухе растворилась.

– Мне на работу скоро, – сказала Илона Галочке. – Сейчас душ приму и побегу. А ты тут хозяйничай. И тете Тане названивай. Будешь уходить – захлопнешь дверь.

– Можно полежать на твоем диване? – спросила Галочка.

– Лежи на здоровье!

– Понимаешь, я страшно устала, да еще этот чемоданище…

– Так надо было сидеть на вокзале и всем звонить из автомата – кто-нибудь бы за тобой приехал!

Илона только что осознала – маленькая худенькая Галочка, чуть ли не на восьмом месяце беременности, физически не могла управиться с чемоданом. Однако ж как-то у нее это получилось.

Галочка была из тех девочек, которые не стареют, не стареют – и вдруг оказываются пожилыми морщинистыми обезьянками. Если бы она подстриглась чуть покороче и иначе выпускала на лоб челку, ее можно было бы принять за двенадцатилетнего мальчишку. Аккуратная черная шапочка густых и блестящих волос всегда была предметом тайной зависти Илониной мамы.