Читать книгу - "Счастливые воспоминания - Кара Колтер"

Он хотел пригласить ее на ужин вчера вечером. Снова и снова думал об этом. В конце концов он заказал в номер какую-то еду, которую съел в одиночестве, склонившись над бумагами. Он позвонил Кэтлин и услышал ее автоответчик. Он приветствовал ее, сказал, что все в порядке.

Только после того, как он повесил трубку, заметил: он не сказал ей, что вернется завтра. И не сказал, что скучает по ней. Или любит ее.

Засунув руки в карманы, он медленно подошел к окну.

— Марк, — сказал он. — Я не знаю, что делать…

Если он останется, ее губы будут снова волновать его. Если уедет — будет чувствовать себя виноватым.

Рано утром транспорт заполонил улицу. Такси подрезало «мерседес», и он загудел. А потом Адам увидел его. Немного впереди, на правой стороне улицы, снующего между автобусами, легковушками и грузовиками. Рикша. Рикша на велосипеде.

Даже не захватив куртку, Адам ринулся из номера и, прыгая через три ступеньки, выбежал на улицу. Затем бросился в том направлении, куда ехал рикша.

На бегу он вдруг понял, что случилось: битва между его разумом и сердцем. Разум приказывал уехать, сердце просило остаться.

«Останься», — говорило ему сердце, когда он искал в потоке машин рикшу. Он побежал быстрее и подумал, что его сердце так не стучало, даже когда ему приходилось выступать с кафедры. Оно просто могло выпрыгнуть из груди.

«Оставайся лишь до тех пор, пока не выполнишь полностью поручение Марка, а потом можно уехать», — упрямо твердил его разум.

— Да, да… — пробормотал он, наконец догнав рикшу и усевшись на свободное сиденье.

Рикша, который с усилием и напряжением крутил педали, оглянулся, и Адам узнал его.

— Привет, старичье! Куда тебе?

Тори приложила лед к колену. Неприятный холодный кусочек скользнул по ноге и упал в сандалию. Она промокнула ногу полотенцем и посмотрела во двор. Двор, освещенный лучами утреннего солнца. Он всегда приносил ей умиротворение.

Даже в последние дни Марка, когда она приходила сюда, ее сердце успокаивалось и слушало голос внутри ее, который говорил, что все будет хорошо. Каждый цветок давал маленький урок жизни и смерти. Все эти цветы росли, расцветали, умирали. Несли радость и красоту, а потом сникали и опадали, даруя жизнь другим, которые вырастут после.

Но этим утром в саду не было мира.

Колено болело. У нее была куча планов, которые нужно было выполнить до воскресенья, и колено явно не могло этому помешать.

Тогда почему она сидит здесь, так обиженная на Адама?

Потому что он заставил ее смеяться. Глупо! Она хохотала каждый раз, когда они встречали кого-нибудь вчера по дороге домой. Смеялась до слез.

Но когда он донес ее и поставил на землю, что-то в его лице заставило ее оборвать смех. Он протянул руку и дотронулся до ее губ. И это прикосновение, долгое и нежное, навело ее на мысль, что он сейчас поцелует ее. И все внутри как будто обожгло огнем.

Но он не сделал этого. Просто сунул руку в карман, отсалютовал другой рукой и неторопливо пошел, крикнув на прощание обычное «увидимся» через плечо. Плечо, к которому она прижималась последние тридцать минут.

Она ожидала, что он позвонит и пригласит ее на обед. Сотни раз она напрасно репетировала варианты отказа, а он так и не позвонил.

Было много причин отказать. Она была занята. Да и по отношению к Марку это было бы нечестно — провести время с человеком, у которого в свою очередь не нашлось времени, чтобы приехать на похороны друга.

Но этот палец, коснувшийся ее губ, все изменил. Он всколыхнул в ней те физические ощущения, которые она помнила так хорошо.

Она протянула руку к корзине цветов и оторвала головку петунии с непонятным ожесточением.

Он не позвонил и не пригласил ее на обед. Это было так на него похоже. Наверное, сейчас он уже в пути — возвращается в Торонто.

Она оторвала головку еще одной петунии.

В саду что-то глухо упало.

Тори резко обернулась и ударилась коленом. Он лежал в неуклюжей позе во дворе, уткнувшись лицом в грязь.

«Не смейся над ним», — строго приказала она себе.

Он поднялся. На щеке была грязь.

— Привет, — сказал он как ни в чем не бывало, будто просто зашел в гости.

Ее сердце бешено заколотилось. Она улыбалась, хотя не хотела этого. Совсем не хотела.

— Привет, — сказала она и добавила, хотя не собиралась делать это: — Как здорово встретить тебя здесь.

Он засмеялся. Поднялся по ступенькам к ней, перепрыгивая через две, от него шла невероятная энергия.

— Как коленка? Выглядит неважно.

— Ну, в общем уже ничего…

Она посмотрела на эту темноволосую голову, склоненную к ее колену, и задрожала. «Не предлагай ему кофе». Если она была так уверена, что он уже на пути в Торонто, почему приготовила с утра столько кофе, что хватило бы и на двоих?

Он выпрямился, и она протянула руку, вытерла грязь с его щеки. Он смотрел ей прямо в глаза. Неожиданно он поцеловал ее пальцы, и она отдернула руку.

— Хочешь кофе? — смущенно спросила она.

— Я принесу кофейник, — сказал Адам.

Он пошел в дом, и она слышала, как он тихонько что-то насвистывает.

Она села в мягкое кресло на террасе. Что, если Адам вот так бы хозяйничал каждое утро на кухне, насвистывая?

Услышав эти звуки, она вдруг остро почувствовала, что ее жизнь была наполнена пустотой и тишиной. Это насвистывание могло бы заполнить эту пустоту, уничтожить одиночество.

Опасные мысли. Он живет в тысячах милях отсюда. В конце концов, она ведь ничего про него не знает. Абсолютно ничего. У него, наверное, подруга или дюжина подруг. Может, он даже с кем-нибудь из них живет. Ведь у любого парня есть девушка.

А почему, собственно, ее это так волнует? Он уезжает. Она остается. Две прекрасные причины, чтобы не задаваться вопросом, есть у него девушка или нет. Две отличные причины не строить планов относительно радостных переливов его свиста.

— Адам, — позвала она, — у тебя есть девушка?

Тишина.

— Адам?

Он вышел из дома и поставил кофейник на стол, очень аккуратно.

— Вроде того.

Неожиданно она почувствовала облегчение, а затем разозлилась на себя за это.

Ей нет никакого дела ни до Адама Рида, ни до его подруги, ни до его жизни!

Так почему она спросила:

— Какой у тебя сейчас мотоцикл?

Он просиял:

— «Харлей» 1964 года…

— Старый?

— А зачем новый? Ведь главное — ездить. Это был полицейский мотоцикл. Я чиню его, и он на ходу. Вот, смотри, у меня есть его фотография.