Читать книгу - "Собственность Саида - Ольга Дашкова"

ладони о подол банного халата. Бедро отдает легкой болью, когда спрыгиваю с подоконника, приоткрыв дверь, иду к лестнице, прислушиваясь к тому, что там происходит внизу. Голоса, восточная музыка, ничего не понимаю, возвращаюсь.

Как у Саида Джалала может быть такая тупая охрана? Они неандертальцы, им коз доверить нельзя пасти, не то что людей охранять. Но, вспоминая папину охрану, которая и с места не сдвинулась, когда Саид меня уводил, снова прокручивая тот момент, пытаюсь отбросить эмоции и припомнить каждую деталь.

Мартынов, начальник охраны, просто стоял в углу и смотрел, руки скрещены в районе паха. Леша, тот, что всегда был с нами на всех мероприятиях, где требовался официальный выход со всей семьей, дернулся вперед, но остановился.

Им приказали ничего не делать.

Это как открытие после воспоминаний о реакции мамы, то, как она отводила взгляд и тоже молчала.

Что вообще происходит?

Что за спектакль происходил в день моей свадьбы?

Саид прав? Меня отдали за долги? Потому что отец не смог вернуть их? Интересно, какова моя цена? Как дорого или дешево стоит собственная дочь?

Выключила свет, схватилась за голову, села на кровать, начала просто раскачиваться из стороны в сторону, успокаивая себя.

Милке такая передряга и не снилась, как бы она из нее выбралась? Перерезала бы похитителю горло, не задумываясь, смотря своими красивыми голубыми глазами в его теряющий жизнь взгляд.

Надо найти способ связаться с Никитой, он должен знать, что я живая, я бы с ума сошла, если бы такое случилось с ним. Он должен искать меня, он не предаст, не бросит, я верю. Кручу на пальце обручальное и помолвочное кольца, идея приходит моментально.

Выбегаю из комнаты, уже не прячась, спускаюсь по лестнице на кухню, но турки сидят в гостиной, полумрак, маленькая наряженная елка, включенный телевизор, там идет новогодняя развлекательная программа. Запах травы, на столе среди бутылок белый порошок, понимаю, что это, но мне все равно.

–Один звонок, мне нужен один звонок, я отдам за него кольцо, это бриллиант и белое золото. Вы понимаете меня?

Снимаю с пальца помолвочное кольцо, вытянув руку, показываю охране, переминаясь с ноги на ногу, волнуюсь. Им ничего не стоит просто отобрать у меня его, пнуть под зад и выгнать на мороз или запереть в комнате, сказать своему повелителю, что ничего не было, что я все выдумала.

Говорят на турецком:

–Доган, чего хочет эта сука?

–Хочет, чтобы мы дали ей позвонить.

–Ненормальная?

–Всего один звонок, кольцо предлагает. Ары, иди проверь, что там за стекляшка.

–Саиду это не понравится.

–Саиду никто не скажет. Если ее нельзя трогать, то нужна хоть какая-то компенсация, что мы торчим в этой дыре.

Не понимаю ни слова. Это неуютно и неприятно. Сальные взгляды, в них смесь наркотического и алкогольного блеска. Один из турок подходит, берет из пальцев кольцо, рассматривает его, кивает своим друзьям.

Сжимаю ткань халата на груди, жду их решения.

–Это опасно, Доган, она может сболтнуть лишнего.

–Что именно? Даже мы не знаем, как называется эта местность, вокруг проклятый снег и лес, ни одной нормальной бабы, еще пара дней – и у меня яйца лопнут.

Долгий диалог, снова ничего не понимаю, но тот самый, которого все называют Доган, встает с дивана, медленно подходит, отбирает у своего товарища кольцо, разглядывает, а потом, вытащив из кармана обыкновенный кнопочный телефон, подает его мне:

–Один звонок, и чтоб не болтала ничего лишнего. Иначе я скажу Саиду, что ты сама украла телефон, когда раздвигала перед нами ноги.

Пальцы трясутся, когда набираю номер Никиты, он наверняка волнуется, ждет и боится каждого звонка. Долгие гудки, а потом родной голос на фоне музыки и смеха:

–Кто бы ты ни был, таинственный незнакомец, с Новым годом тебя!

–Ник! Никита! Никита, милый, господи, как я рада тебя слышать.

–Кто это?

–Ник, это Дарина, это я.

По щекам текут слезы, меня трясет, я слышу своего любимого человека.

Мой муж не отвечает, лишь музыка становится тише, а рядом чей-то голос: «Ты куда, дорогой? Я буду скучать, давай быстрее».

–Никита? Ты слышишь? Это Дарина!

–Вы ошиблись, не звоните сюда больше.

Непонимание.

Шок.

В трубке тишина.

Глава 8

Было такое ощущение, что из меня выдернули позвоночник, тело обмякло, я лежала на кровати в комнате, в кромешной темноте, пустоте – и то же самое было у меня внутри.

Нет, это был не мой Никита, не мой парень, муж, любовник, друг. Он был для меня всем, другого не надо было. Мы вместе учились, отдыхали, дурачились, ссорились, мирились, строили планы на будущее, придумывали имена нашим детям и клички животным, которых заведем.

Он не мог так ответить. Не мог.

Это я ошиблась номером? Я должна больше не звонить?

Кричала в телефон, понимая, что он отключился, что не слушает, набирала снова и снова, пока один из турок не отобрал у меня его и с ругательством не дотащил до комнаты на втором этаже.

Со стороны я выглядела наверняка дико, но мне было плевать, что они обо мне подумают. Я ведь просто хотела услышать родной голос, знать, что меня ищут, что не бросили, что переживают, что я дорога и меня любят.

А оказывается, ничего этого нет.

Меня больше нет в их жизни.

С отцом все понятно, с мамой не очень. Но Никита? Как он мог?!

Как тогда бороться, если ты никому не нужен?

Слез нет, как и ни одной эмоции. Пустота и чернота.

Переворачиваюсь на спину, лежу на кровати, раскинув руки в стороны, начинает знобить. В груди все горит огнем, в горле болит, вот бы сейчас просто умереть, заснуть и не проснуться, баба Вера говорила, что это самая красивая смерть, без мук, но ее достойны лишь избранные.

Я не из их числа. А вот бабуля ушла красиво, как и мечтала.

Снова ложусь на бок, поджав ноги к груди, пытаюсь согреться, сознание плывет, я вижу лица гостей на свадьбе. Они все смеются, жирный блеск на лицах, пьяные взгляды, у женщин потекла тушь и размазалась помада.

Но они все до единого смеются в голос в тот момент, когда меня уводят. Даже Никита, но тот ухмыляется, смахивая челку набок, салютуя мне бокалом шампанского.

–Нет… нет… не надо, я ведь ничего вам не сделала… пожалуйста… нет.

Не кричу, а тихо хриплю, чувствуя горячую влагу на пылающих огнем щеках. А когда черт, да, это был сам черт