Читать книгу - "Весь этот свет - Джейми Макгвайр"

– Это они тебе сказали?

– Они не стремятся выяснять отношения за закрытыми дверями.

– Отстой. Извини.

– Не знаю, – проговорил Эллиотт, глядя на меня, и поправил очки. – Все не так уж и плохо.

Я сгорбилась.

– Наверное, нам стоит… ммм… нам лучше уйти.

Эллиотт встал и подождал, пока я выйду из-за стола. Я пошла к выходу, а Эллиотт следовал за мной, так что я не знала, заметил ли он, как Пресли и ее клоны перешептываются и хихикают, прикрывая рты ладонями.

Когда он остановился возле мусорного ведра, стоявшего возле их столика, я поняла: он заметил.

– Что смешного? – спросил он.

Я дернула его за футболку и взглядом показала на дверь, призывая поскорее уйти.

Пресли распрямила плечи и вздернула подбородок, довольная, что на нее обратили внимание.

– Просто Кит Кат так мило ворковала со своим ухажером. Это так смешно. Ты очень трогательно стараешься не задеть ее чувства. В смысле… должна признать, вы двое очень забавно выглядите.

Эллиотт подошел к их столику, и хихиканье смолкло. Он постучал по деревянной столешнице и вздохнул.

– Знаешь, почему ты никогда не перерастешь детское желание портить всем окружающим настроение ради возможности почувствовать себя лучше, Пресли?

Она прищурилась и наблюдала за Эллиоттом, как змея, готовая в любую секунду броситься.

Он продолжал:

– Потому что принижая других, ты временно испытываешь удовольствие, ненадолго успокаиваешься. Ты никогда не прекратишь, потому что это единственная радость в твоей грустной, глупой жизни, вращающейся вокруг маникюра и причесок. Твои подруги? Ты им не нравишься. Ты никогда никому не понравишься, потому что ты сама себя не любишь. Поэтому всякий раз, когда ты будешь обижать Кэтрин, она будет об этом помнить. Она будет знать, почему ты делаешь это, и твои подружки тоже об этом не забудут. Ты и сама знаешь, что, поступая так, пытаешься заполнить пустоту внутри себя. Чем больше ты оскорбляешь Кэтрин, тем яснее окружающие понимают, что ты за пустышка, – он поочередно посмотрел в глаза клонам, а потом его взгляд остановился на Пресли. – Наслаждайтесь жизнью, которую заслуживаете.

Он повернулся к двери, открыл ее и жестом предложил мне выйти. Мы пересекли парковку, петляя между машинами, и направились обратно на нашу улицу. Фонари освещали мостовую, на их свет слетались комары и мошки. В тишине звук наших шагов казался громче и четче обычного.

– Это было… – я помедлила, подыскивая подходящее слово. – Бесподобно. Я бы никогда не смогла так отчитать человека.

– Ну, я здесь не живу, так что мне проще. К тому же эта тирада не полностью моя.

– Что ты имеешь в виду?

– Это из фильма «Двоечники»^[4]. Только не говори, что не смотрела его в детстве.

Я потрясенно уставилась на него, потом рассмеялась.

– Фильм, вышедший, когда нам было по восемь лет?

– Я смотрел его каждый день на протяжении полутора лет.

Я хихикнула.

– Ух ты. Надо же, а я его не видела.

– Удачно, что Пресли его не смотрела. В противном случае мой монолог не вызвал бы такого убойного эффекта.

Я снова расхохоталась, и на этот раз Эллиотт последовал моему примеру. Когда мы отсмеялись, он слегка толкнул меня локтем в бок.

– А у тебя правда есть парень из другого города?

Я порадовалась, что на улице темно: все мое лицо словно охватило пламя.

– Нет.

– Рад это слышать, – он улыбнулся от уха до уха.

– Я как-то раз сказала это еще в средней школе, чтобы они от меня отстали.

Эллиотт остановился и посмотрел на меня сверху вниз, весело улыбаясь.

– Полагаю, это не сработало?

Я покачала головой. В памяти живо всплыли все оскорбления и насмешки, которыми осыпали меня одноклассницы, словно открылась уже почти затянувшаяся рана.

Эллиотт фыркнул и дотронулся до кончика носа ободранной костяшкой пальца.

– Разве тебе не больно? – спросила я.

Эллиотт перестал улыбаться. Где-то вдалеке низким голосом завыла собака, пощелкивал кондиционер, заурчал мотор автомобиля. Вероятно, кто-то из старшеклассников возвращался домой по Мейн-стрит. В окутавшей нас тишине стало видно, что свет в глазах Эллиотта погас.

– Прости, это не мое дело.

– Почему не твое?

Я пожала плечами и зашагала дальше.

– Не знаю. Наверное, это личное.

– Я рассказал тебе про своих родителей и все их проблемы, а ты считаешь, что сбитые костяшки – мое личное дело?

Я снова пожала плечами.

– Я вышел из себя и выместил гнев на вашем дубе. Видишь? Нет никакой магии, я все еще злюсь время от времени.

Я замедлила шаг.

– Расстроен из-за родителей?

Эллиотт покачал головой. Было видно, что ему не хочется вдаваться в подробности, поэтому я не стала расспрашивать. Мы шли по дороге, которая проходила через нашу тихую часть города и продолжалась уже за его пределами, а привычный нам с Эллиоттом мир необратимо менялся, хотя в тот момент мы этого еще не понимали.

По обеим сторонам улицы стояли дома – маленькие островки жизни и бурной деятельности. Горевший в окнах свет разрывал темноту, черневшую между уличными фонарями. Некоторые окна были закрыты занавесками, и я гадала, как живут обитатели этих островков, наслаждаются ли долгожданным вечером пятницы и смотрят ли телевизор, удобно устроившись на диване с пачкой чипсов или орешков. Возможно, им не приходится тревожиться из-за неоплаченных счетов.

Когда мы подошли к моей калитке, мой островок оказался темным и тихим. Мне бы хотелось, чтобы окна нашего дома светились тем же мягким светом, что мы видели ранее, чтобы у нас тоже был включен телевизор.

Эллиотт сунул руки в карманы, отчего лежавшая там мелочь зазвенела.

– Они дома?

Я посмотрела на гараж. Отцовский «Бьюик» и «Лексус» мамочки стояли на своих местах.

– Похоже на то.

– Надеюсь, я не испортил тебе жизнь еще больше, сцепившись с Пресли.

Я отмахнулась.

– Мы с ней давно знакомы. Сегодня впервые кто-то заступился за меня, не уверена, что Пресли оказалась готова к такому.

– Надеюсь, она перестанет вести себя так, будто у нее палка в заднице.

Я не смогла сдержать громкий смешок, и Эллиотт заметно обрадовался моему веселью.