Читать книгу - "Тихий омут - Ирина Волчок"

— А жемчужное месторождение — это где? — спросила Вера, с треском сдирая с шоколадки фольгу.

Вообще-то у нее было прекрасное настроение, к Мириам цепляться она не планировала, но ведь Мириам сама напрашивается. Девки ей не нравятся, ишь ты. Мерзавка тупая.

Мириам Исхаковна дернулась, как ужаленная, грохнула посудой в шкафу, резко повернулась и с ужасом уставилась на Веру:

— Вы что, даже этого не знаете, Верочка, дорогая?!

— Не-а, — безмятежно ответила Вера и сунула в рот сразу половину шоколадки.

— Жемчуг образуется в морских раковинах, которые водятся в определенных широтах, — флегматично заметил Георгий Платонович Отес, не отрываясь от газеты. — Главным образом, в теплых водах. В Индийском океане, например. У побережья Японии тоже водятся. Но японцы уже давно научились разводить таких раковин на специальных морских фермах.

— Георгий Платонович, при чем тут японцы? — возмутилась Мириам Исхаковна. — Мы говорим о русском народном творчестве! Самобытном!

— Ни при чем, — покладисто согласился Отес. — Если о самобытном — тогда, конечно, японцы ни при чем.

Он невинно глянул поверх газеты, перевернул страницу и опять уткнулся в текст. Отесу было семьдесят пять лет, до нынешнего литературоведения он прошел огни, воды, медные трубы, горячие точки, холодные льдины и все остальное. Индийский океан и японское побережье он наверняка тоже прошел. Отес был умен, как бес, добр, как ангел небесный, студенты его боялись и обожали, за глаза звали «Отес родной», даже самые безбашенные учили его литературоведение всерьез, всерьез же расстраивались, если получали тройку, а двоечников у него вообще не было. Вера смутно сожалела, что Георгию Платоновичу уже семьдесят пять. Мириам об этом не помнила и строила ему глазки.

— Месторождение жемчуга — в навозе, — вдруг подал голос Петров, открыл глаза, потянулся и зевнул во весь рот. — Навозну кучу разгребая, петух нашел жемчужное зерно… Вера! Ты даже этого не знаешь!

— И этого не знаю, — согласилась она. — А вот что я знаю совершенно точно: через полтора часа второй курс, и трое с дневного на пересдачу, и Семенова с утра на после обеда попросилась, ей ребенка не с кем было оставить… Я ж тут до вечера застряну, а дома только шоколад и пачка соли. Между прочим, ты меня на базар обещал отвезти, а сам дрыхнешь.

— Ну, разбудила бы, — ответил Петров и с кряхтением полез из кресла. — Обещал — отвезу. Подумаешь, полтора часа… За полтора часа мы три базара объедем.

— Принято говорить не «базар», а «рынок», — как бы между прочим заметила Мириам Исхаковна. — «Рынок» — это по-русски. А «базар» — это по-турецки, кажется. Или по-арабски. В общем, как-то по-восточному.

— Ну, вам виднее, — согласился Петров. — По-восточному так по-восточному. Хотя… минуточку…

Он полез в карман, вытащил плотно сложенный полиэтиленовый пакет, неторопливо развернул его, удивленно уставился на крупную черную надпись на желтом фоне и с недоумением спросил:

— Это разве арабская вязь? Гляньте, Мириам Исхаковна! По-моему, это все-таки не по-восточному.

На боку пакета было написано BAZAR. Мириам Исхаковна обиделась.

— Ну, уж точно — не по-русски, — начала она склочным голосом, на глазах закипая. — Уж чего-чего, а кириллицу от латынщицы я могу отличить!

— Латынщица — это кто? — с любопытством спросила Вера, с треском разворачивая вторую шоколадку.

— Вы и этого не знаете! — со злобным торжеством заорала Мириам Исхаковна, мигом поворачиваясь к ней.

— Не знаю, — призналась Вера и виновато повесила голову. — Даже не слышала никогда.

Петров заржал. Отес невинно смотрел поверх газеты. Мириам Исхаковна задыхалась от гнева. Наконец отдышалась, закрыла глаза и трагически прошептала:

— И такие люди преподают в университете. Учат будущих педагогов. Интересно, чему могут научить? Пить чай с шоколадом в рабочее время? Спать посреди дня в деканате? Сводить со студентами личные счеты? По базарам шляться?

— По рынкам, — подсказал Петров, старательно рисуя на своем пакете толстым красным фломастером новую надпись: RYNOK.

Мириам Исхаковна открыла глаза, схватила с подоконника свою сумку и потопала из комнаты, на ходу угрожающе пообещав:

— Я чай пить не буду!

Дверь за ней оглушительно хлопнула, Отес сложил газету и с удовольствием отметил:

— Вы хулиганы, молодые люди.

— Ну, уж прям, — обиделась Вера. — Я ж не виновата, что ни одной латынщицы в глаза не видела. И не слышала никогда. А вы слышали, Георгий Платонович?

— Ну, как сказать, — задумчиво отозвался Отес. — Кажется, ее все-таки по-другому звали. Давно это было.

Они с открытой симпатией поулыбались друг другу, а Петров отобрал у Веры шоколадку, сунул ее в рот и важно, хоть и несколько шепеляво, объявил:

— Я догадался, в чем дело. Она тебе шоколад не может простить. У нее диета, а ты тут нарочно фольгой шуршишь. А что за личные счеты со студентами? Вот этого я не понял.

— А я Кошелькова только что зарезала. Наверное, нажаловался уже.

Кошельков был любимчиком Мириам Исхаковны, надеждой и опорой русского народного творчества, красавцем мужчиной и клиническим идиотом.

— У-у-у, это серьезно, — загрустил Петров. — Это жди разборок. У него же мама не то в газете, не то на телевидении… Склочная — базар отдыхает. И рынок тоже… А за что ты его?

— А за руки хватает.

— Как это? — в один голос удивились Петров и Отес.

— Да как всегда, — недовольно сказала Вера. — Сел отвечать, ручонку через стол тянет, мои пальцы потрогать норовит, а сам через каждое слово: «Вы понимаете? Вы понимаете?» Конечно, не понимаю. Никто бы не понял. Абсолютную ахинею несет.

— А Исхаковна говорит, что у него исконная русская речь. Или посконная? — Петров повспоминал и нерешительно уточнил: — Или сермяжная. В общем, жемчужное месторождение: тудыть, мабуть, надысь… Инда взопрели озимые.

— Надо же! — искренне удивилась Вера. — А с остальными он нормально. В смысле: отстой, о-кей, непруха, сидюшник… За «клаву» с нуля бабок немерено забашлял. И все такое… Может, не надо было его резать? По крайней мере, бытовую психологию он превзошел. Молодец. Хотя за руки хватал. Идиот.

— А не родись красивой, — злорадно заявил Петров.

Вера помрачнела.

— Ты поспал? — ласково спросила она.

— Поспал… — Петров насторожился.

— Поразвлекался?

— Поразвлекался. Немножко.

— Шоколадку мою слопал?

— Слопал. Но она маленькая была.

— Спасибо сказал?

— Э-э-э… забыл.

— Скажи, — потребовала Вера.

— Спасибо, — сказал Петров.