Читать книгу - "Время. Ритмы и паузы - Мария-Луиза фон Франц"

Близкая связь времени с ритмом способствовала производству часов с использованием маятника, который был изобретен Галилеем и усовершенствован для использования в механизме часов Христианом Гюйгенсом. Простые ритмические движения маятника все еще используются для отсчета времени в музыке — вспомним метроном. Совсем недавно электричество отвоевало себе место в изготовлении часов в области производства синхронизирующих осцилляторов^[82]. Переменный электрический ток поддерживает колебания, и соответствующее устройство регулирует период колебаний тока. Сегодня мы сделали еще один шаг вперед в использовании пьезоэлектрических свойств кварца или молекул аммония для создания незатухающих колебаний с высокой степенью регулярности. Сжатие полосы кварца заставляет некоторые его электроны переходить с одной стороны на другую, после чего процесс повторяется в обратном порядке. Если при этом кварц подсоединить к источнику переменного тока, то импульсы электронов можно преобразовать в механические колебания с частотой в несколько тысяч колебаний в секунду и такой точности, что они даже смогут скорректировать небольшие отклонения переменного электрического тока^[83]. Но кварц стареет; сегодня его заменяют молекулами аммония NH₃. Атомы азота N постоянно колеблются в направлении противоположного полюса над плоскостью ЗН с частотой в 24 000 мегациклов или 24 миллиона вибраций в секунду. Часы с применением такой технологии легли в основу технологии мазеров (сокращение от microwave amplification by stimulated émission of radiations — усиление микроволн с помощью индуцированного излучения). Такие часы не могут существовать без изначальной цикличности энергии, т. е. материи. «Вся материя — говорит Капра, — вовлечена в постоянный космический танец»^[84]. Все частицы «поют свою песню, производят ритмические структуры энергии»^[85]. Современная физика открыла «что каждая субатомная частица не только исполняет свой энергетический танец, но также создает и разрушает с помощью вибрационного процесса»^[86].

Но и на макрофизическом уровне, и в телах живых существ мы все еще будем встречаться с этим феноменом. Они подчиняются определенному ритму, который сегодня называют биологическими часами. Растения, также как животные, адаптируются не только к своему пространственному окружению, но и ко времени: к световому дню, посредством того, что мы называем суточными ритмами, к лунным циклам, к морским приливам и отливам и даже к солнечному году. Некоторые виды деятельности, такие как поиск еды, активируются не внешним стимулом вроде восхода солнца, но внутренним ритмом, который позволяет животному «планировать наперед»^[87]. Растения также «обладают чем-то, напоминающим временную память», поскольку некоторые (не все) начинают открывать свои бутоны за несколько часов до восхода солнца, «как будто зная, что солнце вскоре взойдет»; и «если погрузить их искусственным образом в темноту, они будут продолжать открывать свои бутоны в то же самое время дня»^[88]. Физиологические часы животных, кажется, работают на колебаниях^[89]. Они также работают наподобие генератора синхроимпульсов, от которого зависят несколько других физиологических процессов, регулируемых по времени. Периоды активности и покоя, а также качественных изменений в метаболизме, температуре и других процессах регулируются таким же образом. Кажется, что эти ритмы являются наследственными и, по всей вероятности, эндогенны, не обусловлены внешними условиями^[90]. У одноклеточных животных или растений вся клетка целиком подчинена этому ритму. Пониженные температуры (для растений разницы составляют лишь 5-10 °C) замедляют «ход» биологических часов.

Все еще обсуждается вопрос о том, в какой степени у более сложных существ эти ритмы унифицируются неким регулирующим органом или они просто распространяются по различным тканям и органам; кажется, что имеют место оба эти случая^[91]. Высшие животные, как представляется, должны обладать центральным регулятором, располагающимся в мозге^[92]. И, кажется, должна присутствовать, как это сформулировал Г. Шальтенбранд^[93], стандартизованная ритмико-хронологическая организация мозга, которая функционирует как одно целое.

Эта, по существу ритмическая структура нашей физиологической жизни не является ее единственной связью со временем. Как показал Адольф Портман, все модели поведения растений и животных демонстрируют связь со временем: «Каждая форма жизни предстает перед нами как структурная форма (гештальт), развивающаяся особым образом во времени и пространстве»^[94]. Общественный год у жителей Самоа и Фиджи рассчитывается в соответствии с циклом червя палоло (Eunice viridis). Каждый год этот червяк избавляется от части своего тела, насыщенного половыми веществами, и в открытом море происходит воспроизводство, где червь воссоздает себя. Этот ритм связан с фазами Луны; точно в то же время начинает цвести эритрина индийская (Erythrina indica). Некоторые морские ежи в Средиземном море, но не в территориальных водах Египта, а также устрицы и гребешки в умеренных морях следуют тем же ритмам в своем воспроизводстве. Миграции птиц также связаны с таким дневным циклом. Развитие животных представляет собой «больше, чем простую подверженность процессу времени; оно представляет собой сопротивление [энтропийному] времени, метод формирования, заложенный в протоплазме некоторых отдельных особей… Как в хорошо спланированном представлении с использованием фейерверков, когда один разрыв может вызывать последующий, который до поры до времени не проявлял себя, так и в жизни многих насекомых мы находим на каждой стадии прообраз новых органов, которые в последующем развертываются в соответствии с точно упорядоченным во времени процессом»^[95].

Человек тоже, как нам кажется, обладает одними или несколькими биологическими часами (которые дают сбой при долгих перелетах), хотя в нем доминирует осознание времени^[96].