Читать книгу - "Территория взрослости. Горизонты саморазвития во взрослом возрасте - Елена Сапогова"

Человек выглядит полным сил, успешным, он занимает прочное социальное положение, имеет семью, собственность, бизнес, профессию, но личностно не чувствует себя состоявшимся, нужным, а свою жизнь – наполненной смыслами. Такие ситуации могут быть предвестниками кризиса взрослого возраста. Он усугубляется, если человек и вовсе не нашел себя в настоящей и прошлой жизни – ни в профессии, ни в близости с другими. В этом случае он рассматривает себя как свое собственное и единственное дитя, эгоцентрически фиксируясь на себе, особенно в случаях физического или психологического неблагополучия. Э. Эриксон называл это защитными системами псевдоблизости, при которых появляются чрезмерная сосредоточенность на своих потребностях, инфантильное потакание себе, приводящие к косности, застою и в конечном счете к личностному опустошению. Это прямой путь к психологической инвалидизации личности. Только стремление к заботе о другом, раскрытие своего творческого потенциала, желание творить (создавать) идеи и вещи, в которые вложена частица неповторимой индивидуальности, помогают преодолевать возможную самопоглощенность и личностное оскудение.

А. Маслоу также описывал метапатологии (отчуждение, апатия, безнадежность, отчаяние, мука, опустошенность, бесцельное разрушение, цинизм, пессимизм и пр.) и считал, что они закрывают страдающему от них человеку путь к источникам позитивного бытия. Человек попадает в тупик отчуждения от собственного внутреннего мира и не понимает, куда ему надо двигаться в собственном развитии. Возникновение метапатологий в первую очередь связано с утратой определенных типов ценностей: например, безнадежность, по А. Маслоу, оказывается следствием отсутствия ценностей совершенства и завершенности, красоты, полноты, игры и осмысленности (Маслоу, 1999).

В. Франкл, рассматривая фатализм, конформизм и гедонизм, называл их коллективными неврозами нашего времени. Позднее С. Мадди ввел понятие «экзистенциальной болезни» и описал три ее формы, которые наблюдаются во взрослом возрасте (Иванченко, 2008):

1) вегетативность, которая в когнитивном плане характеризуется неспособностью человека верить в осмысленность чего бы то ни было, на аффективном уровне – апатией и скукой, чередующейся с депрессией, а на уровне действий – утратой энергии и бесцельностью существования;

2) нигилизм, который сохраняет осмысленность, но заставляет личность придерживаться стратегии «противосмысленности» – парадоксального нахождения смысла в том, что все бессмысленно; на аффективном уровне он рождает хроническое раздражение и отвращение, а на уровне действий – деструктивное соперничество;

3) авантюризм, как самая слабая форма «экзистенциальной болезни», тем не менее провоцирует человека ради поддержания чувства осмысленности искать для себя экстремальную, опасную деятельность, рисковать, испытывать судьбу.

Метапатологии, социальные неврозы, экзистенциальные болезни взрослости есть не что иное, как результат попыток личности уклониться от «пути взрослости» и прожить жизнь, минимизируя усилия и примиряясь с тем, что живешь не в полную силу, подгоняешь свою жизнь под обстоятельства и условия, а не творишь их, заставляя считаться со своими замыслами и планами (Иванченко, 2008). Понятно, что возникают они не одномоментно. Противоречия, провоцирующие развитие этих деформаций, вызревают постепенно во внутренних системах «Я – не Я (Мир)», «Я – Другой (Он, Они, Мы, Ты)», «Я – Мое» и «Я – Я», характеризующих совокупность отношений человека с реальностью.

Так, оппозиция «Я – не Я» отражает проблемы нахождения себя в мире, определения своего предназначения, смыслов своего существования. Здесь обнаруживаются глубинные переживания, касающиеся неслучайности своего появления на свет, выполнения своей миссии, звучания своего голоса в полифонии мира и т. п. Одновременно для многих взрослых достаточно характерными являются такие переживания: «Где-то мимо меня течет активная, бурная жизнь, наполненная яркими событиями и переживаниями, а у меня все так обыденно, пусто и никому не нужно», «Умри я завтра, в мире ничего не случится», «Почему я всю жизнь горбачусь, отказываю себе в мелочах, а лучше не становится?», «Почему я родился именно здесь, в этой стране, в это время? Родись я в другом месте, как бы я смог развернуться…», «Почему я должен терпеть, преодолевать всю эту повседневную рутину и суетность, почему для меня не наступает та жизнь, о которой я мечтаю?», «Я не хуже других, честный, порядочный, трудолюбивый, а жизнь ничем не вознаградила, не порадовала…», «Живу как будто бы не своей жизнью…» и т. п.

В этой связи можно отметить разрушение во взрослости ряда «жизненных иллюзий», известных в психологии под названием «фикционного финализма». Термин принадлежит А. Адлеру, который заметил, что многие люди действуют так, как будто идеи, которыми они руководствуются при организации своей жизни и постановке целей, объективно верны и их правильность многократно подтверждена жизненной практикой. Он заключил, что людей побуждает к определенному поведению не только то, что истинно, но и то, что, по их мнению, является таковым. Такие цели А. Адлер назвал фиктивными, поскольку их соотнесенность с реальностью нельзя ни опровергнуть, ни подтвердить.

К примеру, очень многие взрослые пытаются строить свою жизнь, руководствуясь представлениями о том, что напряженная работа и немного удачи позволят достигнуть намеченных целей; что честный труд всегда приведет к благосостоянию; что талант пробьет себе дорогу; что все наделены равными возможностями; что перенесенные жизненные страдания рано или поздно будут вознаграждены и т. п. С точки зрения А. Адлера, это распространенные фикции, ведь многие из тех, кто напряженно трудится, не получают почти ничего, таланты часто вырождаются в неудачников, а безнравственные и бездарные люди процветают и чувствуют себя «хозяевами жизни».

Умение вовремя освободиться от подобных непродуктивных фикций – значимое обретение взрослого возраста. Расшатывание и крушение непродуктивных фикционных идей и вытекающих из них жизненных стратегий происходит благодаря вторжению рационального компонента, появлению здорового скептицизма (и даже цинизма) в отношении жизненных возможностей и наполнению новым содержанием понятий «смысл жизни», «жизненные ценности».

В рамках системы «Я – Другой (Он, Они)» взрослая личность осознает необходимость другого человека для проявления, закрепления и сохранения опыта своей жизни. Одиночество, отсутствие значимых личных отношений, переживание собственной ненужности пагубно сказывается на развитии взрослости. Своя «социальность» становится неким индивидуальным открытием даже для сугубо интровертированных субъектов, поэтому многие, хотя и не всегда успешно, стремятся обрести взаимность, привязанность, выстроить дружеские связи.

Взгляд взрослеющего человека устремляется к старшему поколению, в первую очередь к собственным родителям. Их опыт, в той или иной степени отвергавшийся или нивелировавшийся ранее, вдруг становится чрезвычайно необходимым. Эмоциональная близость и привязанность к родителям могут во взрослости становиться болезненно острыми: вместе со страхом неминуемой их потери появляется стремление удержать в руках зыбкий опыт родительских воспоминаний о жизни, в том числе и о своей собственной (как подтверждение собственной достоверности – «кто-то знал меня таким, каким я сам себя не знал», «нет его – нет части меня»). Этим, кстати, отчасти объясняется интерес к биографической, мемуарной и исторической литературе, который отмечается у многих взрослых.