Читать книгу - "Бойся, я с тобой - Таня Танк"

«– Вы грустны сегодня, – сказала я ему, видя что он беспрестанно задумывается.

– Не грустен, но зол, – отвечал он, – зол на судьбу, зол на людей, а главное, зол на вас.

– На меня? Чем я провинилась?

– Тем, что вы губите себя; тем, что вы не цените себя; вы олицетворенная мечта поэта, с пылкой душой, с возвышенным умом, – и вы заразились светом! И вам необходимы поклонники, блеск, шум, суета, богатство, и для этой мишуры вы затаиваете, заглушаете ваши лучшие чувства, приносите их в жертву человеку, неспособному вас понять, вам сочувствовать, человеку, которого вы не любите и никогда не можете полюбить.

(…)

Скажите, если бы вас в одно время любили два молодые человека, один – пускай его будет Л<опу>хин, он богат, счастлив, все ему улыбается, все пред ним преклоняется, все ему доступно, единственно потому только, что он богат!

Другой же молодой человек далеко не богат, не знатен, не хорош собой, но умен, но пылок, восприимчив и глубоко несчастлив; он стоит на краю пропасти, потому что никому и ни во что не верит, не знает, что такое взаимность, что такое ласка матери, дружба сестры, и если бы этот бедняк решился обратиться к вам и сказать вам: спаси меня, я тебя боготворю, ты сделаешь из меня великого человека, полюби меня, и я буду верить в бога, ты одна можешь спасти мою душу. Скажите, что бы вы сделали?»

Знакомая песня, правда? И «спаси», и «боготворю», и «стою на краю пропасти»… Чтобы вконец парализовать волю жертвы, спустя несколько дней Лермонтов начинает шантажировать Сушкову намечающейся дуэлью с Лопухиным. Тот же, что называется, ни сном ни духом, и полностью доверяет человеку, который называет себя его другом.

«Вечером приехал к нам Мишель, расстроенный, бледный; улучил минуту уведомить меня, что Л<опу>хин приехал, что он ревнует, что встреча их была как встреча двух врагов и что Л<опу>хин намекнул ему, что он знает его ухаживанье за мной и что он не прочь и от дуэли, даже и с родным братом, если бы тот задумал быть его соперником.

– Видите ли, – продолжал Лермонтов, – если любовь его к вам не придала ему ума, то по крайней мере придала ему догадливости; он еще не видал меня с вами, а уже знает, что я вас люблю; да, я вас люблю, – повторил он с каким-то диким выражением, – и нам с Л<опу>хиным тесно вдвоем на земле!

– Мишель, – вскричала я вне себя, – что же мне делать?

– Любить меня.

– Но Л<опу>хин, но письмо мое, оно равняется согласию.

– Если не вы решите, так предоставьте судьбе или правильнее сказать: пистолету.

– Неужели нет исхода? Помогите мне, я все сделаю, но только откажитесь от дуэли, только живите оба, я уеду в Пензу к дедушке, и вы оба меня скоро забудете.

– Послушайте: завтра приедет к вам Л<опу>хин, лучше не говорите ему ни слова обо мне, если он сам не начнет этого разговора; примите его непринужденно, ничего не говорите родным о его предложении; увидя вас, он сам догадается, что вы переменились к нему».

Пока мы пребываем в эйфории и влюбленности, Неотразимый ведет против нас боевые действия, и первое его оружие на этой войне – маски. Причем, маски «высокотехнологичные», способные тонко подстраиваться по сотням параметров под конкретный объект охмурения. Жалка жизнь Неотразимого, не умеющего менять и носить маски с достаточной ловкостью. Без них на него будут смотреть как на пустое место. Что для него физически непереносимо, ведь его полностью придуманное ложное «я» нуждается в постоянной подпитке извне.

И вот он выходит к одному в образе всепонимающего друга, к другому – в обличье чувствительного, думающего, неравнодушного к прекрасному, но несколько непонятого миром человека. Вот что рассказывает Эрих Фромм об искусстве маскировки Гитлера:

«Этот терзаемый страстями человек был дружелюбным, вежливым, сдержанным и почти застенчивым. Он был особенно обходительным с женщинами и никогда не забывал послать им цветы по случаю какого-нибудь торжества. Он ухаживал за ними за столом, предлагал пирожные и чай. Он стоял, пока не садились его секретарши. Шрамм пишет: „В кругу приближенных к нему людей бытовало убеждение, что шеф проявляет заботу об их благополучии, разделяет их радости и печали, что он, например, заранее думает о том, какой подарок человеку будет приятно получить на день рождения…“

Роль дружелюбного, доброго, чуткого человека Гитлер умел играть очень хорошо. И не только потому, что он был великолепным актером, но и по той причине, что ему нравилась сама роль. Для него было важно обманывать свое ближайшее окружение, скрывая всю глубину своей страсти к разрушению, и прежде всего обманывать самого себя.

Вместе с тем то, что было в нем доброго, могло иметь отношение только к внешней оболочке его личности. Так, забота Гитлера о подарках к дням рождения своих сотрудников контрастирует с его поведением по отношению к Еве Браун, на которую он не собирался производить впечатление своей обходительностью.

Кто не встречал людей, которые обманывают не только словами, но всем своим поведением, манерой держаться, интонацией, жестами? Многие люди умеют искусно изображать персонаж, которым они хотят казаться. Они так мастерски играют роль, что нередко вводят в заблуждение людей проницательных и психологически искушенных. Не имея никакого внутреннего стержня, никаких подлинных принципов, ценностей или убеждений, Гитлер мог „играть“ доброжелательного джентльмена и сам не сознавать того, что всего лишь играет роль».

Поражал своим искусством перевоплощения и серийный убийца Тед Банди, который в 1970-х годах изнасиловал и умертвил как минимум 35 девушек. Перед жертвами он представал в образе привлекательного, интеллигентного парня со сломанной рукой или на костылях, который просил помочь ему. Банди, прозванному «харизматичным убийцей», мало кто отказывал.

«Полиция утверждала, что показывать его фотографии свидетельницам было бесполезно, настолько разным он был на них. Судья Стюарт Хэнсон Мл. говорил о нем: «…разные выражения лица так меняли его внешность, что были моменты, когда ты не был уверен, что смотришь на одного и того же человека».

Двоюродная бабушка описывала эпизод, во время которого Банди «…показался ей совсем другим, незнакомым человеком… стоя вместе с ним на железнодорожной станции, в сумерках, она неожиданно испугалась своего любимого внука. Он превратился в незнакомца».

Банди настолько хорошо маскировался под «обаяшку», что Энн Рул, его многолетняя близкая подруга и коллега по Центру помощи жертвам насилия (где убийца работал психологом на «горячей линии»!) написала после его ареста:

«Когда люди спрашивают меня о Теде, я всегда подчеркиваю: человек, которого я знала в Сиэтле, представлял собой симпатичного, приятного в общении двадцатидвухлетнего парня. Он интересовался политикой, умел разговаривать по телефону, был остроумным и обаятельным.